Придя в чайную, Оуян и Мудрец выбрали уютный кабинет, сели и стали ждать барышню Ван. Исполнители «двух флейт» уже начали ожесточенно бить в гонги, строго соблюдая все кульминации и паузы и совершенно не щадя бедных слушателей. Стукнув так раз, другой, третий, музыканты объявили первую пьесу: «Учитель престолонаследника возвращается во дворец». Появившийся на сцене главный герой тут же замычал, захрюкал, а потом вроде бы залаял. Эта звериная симфония всколыхнула всегда дремавшую в Мудреце любовь к театру. Он мотнул головой и, щелкая тыквенные семечки, замурлыкал: «О великий учитель, вернись во дворец!..»

В промежутке между двумя ариями Мудрец спросил Оуяна:

– Она точно придет? А то в прошлый раз, когда было заседание женского союза, ты меня надул!

– Конечно, придет, – откликнулся Оуян, но как-то неуверенно.

Прошло еще полчаса. Они щелкали семечки, пили чай, Оуян успокаивал Мудреца, хотя сам волновался еще больше… Опустела уже третья тарелка с семечками, а Ван так и не появлялась. Мудрец начал в бешенстве теребить ухо, лицо Оуяна покрылось красными пятнами. Вдруг портьера колыхнулась, друзья разом встали, но тут же снова сели, потому что вместо Ван в кабинет вошел пожилой слуга в синем холщовом халате, держа в руке конверт.

– Кто из вас господин Чжао?

– Я.

– Вам письмо от барышни Ван. – Слуга обеими руками почтительно подал конверт Мудрецу. – Ответ будет?

Мудрец и слова не успел вымолвить, как Оуян с улыбкой обратился к слуге:

– Садись, выпей чайку на дорогу!

– Спасибо, не хочется.

– Садись, садись! – повторил Оуян и с необычайным радушием налил слуге чаю. – Ты из пансиона Пекинского университета, от господина Ли?

Слуга настороженно взглянул на Оуяна и ничего не сказал.

– Говори, не бойся, – продолжал улыбаться Оуян. – Мы ведь с ним закадычные друзья!

– Ну да, от господина Ли. Он вообще-то не велел называть его, но раз вы друзья, зачем я вас буду обманывать…

– Молодец! Дай ему несколько монет, старина Чжао. А теперь возвращайся к господину Ли и скажи, что письмо ты передал. О нашем разговоре ни слова – это ради твоей же пользы.

Слуга поклонился, взял у Мудреца четыре мао и очень довольный вышел. Мудрец вскрыл конверт, но Оуян со смехом отобрал у него письмо и начал читать вслух:

Господин Чжао,

мы с вами даже не знакомы – почему же вы меня преследуете? Вы верите Оуян Тянь-фэну, не представляя, видимо, что он за человек. Никто не вправе заставить меня знакомиться с вами, если я этого не хочу. Если вы хорошенько поразмыслите, то, возможно, поймете свою ошибку, а если не поймете и будете по-прежнему слепо доверять Оуяну, то помните, что и у меня, и у вас всего одна жизнь.

Ван Лин-ши

Мудрец, пораженный, молчал. Оуян все еще улыбался, но вымученной улыбкой, а лицо его покрылось смертельной бледностью.

* * *

Проводив Оуяна и уложив его в постель, Мудрец вернулся к себе и погрузился в раздумья. Ему хотелось поговорить с У Дуанем, но часы пробили полночь, а тот все не возвращался. Мудрец, опечаленный, разделся и уже хотел лечь, как вдруг в душу его закралось подозрение. Он накинул халат, тихонько подошел к комнате Оуяна и, прильнув ухом к двери, стал слушать. Ни звука. Мудрец осторожно приоткрыл дверь, повернул выключатель и вздрогнул от изумления: кровать Оуяна была пуста, однако его одежда и шапка висели на стене. Мудрец бросился в уборную, но и там его не обнаружил. Окончательно сбитый с толку, Мудрец вернулся в комнату Оуяна и, сев на кровать, попытался сопоставить известные ему факты. «Что же у них все-таки с Ван? Почему я, дурак, прямо не спросил его об этом?! – Мудрец дал себе две пощечины. – Ведь меня предостерегали и Ли Цзин-чунь, и У Дуань, и Мо Да-нянь, а я по глупости им не верил!»

Он дал себе еще две пощечины, но уже не такие звонкие и тут подпрыгнул от радости, вспомнив, что Мо Да-нянь рассказывал ему, где живет Ван. Забыв погасить лампу и натянуть брюки, Мудрец торопливо застегнул халат и с горящими глазами выскочил за ворота. Он бежал по улице и звал рикшу. Звать, к счастью, пришлось недолго, так как погода стояла теплая и рикш, несмотря на поздний час, было еще много.

Мудрец приказал отвезти его в переулок семьи Чжан. Там он слез с коляски, сунул руку под полу халата, чтобы расплатиться, но вместо кармана нащупал голую ногу. Черт возьми, он забыл надеть брюки! Если он велит рикше ждать, а сам пойдет искать Ван, рикша подумает, что его хотят обмануть. Можно было, разумеется, доехать до самого дома Ван, однако Мудрец забыл номер. Вернуться в пансион ни с чем – совсем обидно; для чего он тогда ездил?! Мудрец даже вспотел от волнения, но потом все-таки решился сказать:

– Эй, парень, я забыл дома деньги. Подожди здесь немного, я сделаю одно дело, и мы поедем назад, в пансион «Небесная терраса».

– В какой пансион?

– «Небесная терраса»…

– О, господин Чжао?! Не признал вас в темноте! – воскликнул рикша.

– Да, это я. А ты, кажется, Чунь Второй? – обрадовался Мудрец, словно осажденный военачальник, получивший подкрепление. – Прекрасно! Так жди меня здесь.

– Будьте покойны, господин.

Мудрец шел, помня только, что во дворе Ван растет небольшое дерево – так сказал ему Мо Да-нянь. Напрягая глаза, он искал в темноте заветное дерево, но, на его беду, небольшие деревья росли чуть ли не в каждом дворе, и не было ни малейшей возможности определить, какое именно дерево имел в виду Мо Да-нянь. Мудрец терпеливо шарил по воротам, ища таблички с именами владельцев, но прочесть их можно было лишь в том случае, если вблизи дома горел фонарь, остальные дома не оставляли ни малейшей надежды. Мудрец сновал между домами, как мышь, ночной ветер гулял у него под халатом, словно в трубе, и, несмотря на теплую погоду, он сильно продрог. Наконец он остановился, не зная, наступать дальше или отступить. В его голове, неизменно отягощенной мыслями, сейчас было так же темно, как вокруг. Вдруг что-то больно кольнуло Мудреца в ногу. Он быстро нагнулся и увидел огромного