Особенно подробно расспрашивали о верблюдах: двадцать их или двадцать пять? Где пасутся, где стоят ночью? Неужто колхоз держит для них отдельного пастуха? Сколько жеребых верблюдиц? И это не терпелось им узнать.

Шальтык отвечал с виду охотно. Прирост, мол, хороший, скота много, верблюжата здоровы... А вот вопросы о пастбищах и кочевьях обходил, как мог: «Я ведь здесь все время, в безлюдной степи... откуда мне знать...» Он почувствовал - тут что-то неспроста.

Стемнело. Стоявший в стороне худощавый подошел вплотную к Шальтыку:

- Послушай, старик, мы тебя не тронем. Забудь, что мы тебе грубили, это так, горячка... Мы тоже здешние, хотим вернуться. Будь другом, сядь на ту вон рыжую кобылу и поезжай в колхоз, к вашему главному, как его зовут.

- Вот и поезжай к этому Катпе, скажи, что свои, мол, вернулись, хотят поговорить, рассказать, кто они да что, просят, чтобы их обратно в колхоз приняли. Надо, мол, встретиться... Но только лично ему все скажи и привези ответ. Сделаешь?

Шальтык, охая, поднялся и проворчал, хватаясь за поясницу:

И пока незнакомцы вполголоса переговаривались между собой, старик засеменил к погребу, поколебался мгновенье и шмыгнул туда. В погребе была кромешная тьма.

- Где ты?- зашептал он.- Слышала, что делается? Должно быть, враги?

Он, шаря по воздуху руками, двинулся было вперед, но нога скользнула по доске, и он провалился в яму. Падая, он толкнул Айшу и сбил ее с ног. При этом она выронила наган и пришла в ярость.

- Что ты наделал, несчастный? Горе ты мое!

В поисках нагана Айша порывисто шарила по земле, но наган точно провалился. Прижавшись ртом к самому уху старика, она прошептала:

- Враги? А что за люди?

- Откуда мне знать? Лица у них закрыты.

- А, чтоб тебе! Кто же это, кто? И почему им нужен Катпа? Катпа зачем?

Айша терялась в догадках, мысли путались.

- Пойду, а то хватятся,- помолчав, сказал Шальтык. Не успел он подойти к двери, как перед его носом

чиркнула спичка, и ослепительный в этом мраке огонек осветил лицо старого знакомца - Сугура.

Это был тот самый худощавый, первым подъехавший к погребу. Он, видно, заметил, как старик вошел внутрь, и тихонько последовал за ним. Притаившись у двери, он подслушал шепот, доносившийся из ямы... И вот перед ним Айша. Вовремя, значит, приехал. Все складывается как нельзя лучше.

Чиркая спичку за спичкой, он вглядывался в ее лицо.

- В народе говорят - встреча с женгей сулит удачу, -усмехаясь, сказал он.- Вот не думал, что мне так повезет!

Айша уже овладела собой. Лицо ее было сурово и спокойно.

- А ты бежал для того, чтобы испытать меня?

- О нет! Но почему ты оказалась здесь, если не ждала меня? Может, по воле аллаха, и это он возвращает тебя мне?

- Я ушла к честным людям, Сугур! Ты не захотел, бежал... Между нами все кончено!

- Не-ет, милая. Не для того я с опасностью для жизни проскакал из самого Китая. Не на того напала! Мне моя честь дорога, и, пока я жив, жена моя будет при мне!

В голосе его клокотала злоба.

- Ты опозорила меня! Если не подчинишься, поговорю с тобой иначе.

- Конечно, Сугур! Трудно нам с отцом пришлось, мы голодали, по миру ходили, погибали... Наконец нашли свое место в колхозе... Нам дали работу, и никуда я оттуда не пойду! У меня там муж, такой же труженик, как и я...

Сугур гневно топнул ногой и резко прервал Айшу:

- Где это слыхано, чтобы женщина из рода жаркэ уходила от живого мужа к паршивому алтыбаевцу? Явился хозяин - слуга исчезни. Я - твой муж! Опомнись! Пусть он только сунется - вмиг станет евнухом!

Голос Сугура звучал грозно. Шальтык все пытался подтолкнуть к нему Айшу, но она отмахивалась...

Шальтык совсем перетрусил и быстро­быстро заговорил:

- А пропади ты пропадом! Не видишь, что ли, кто перед тобой? Я тебя выдал за него, он твой муж, ты принадлежишь только ему!..

Но Айша, закрыв лицо руками, упрямо твердила:

Нет, нет!

И, теряя последние силы, медленно опустилась на пол.

Сугур вывел Шальтыка из погреба, закрыл дверь и кликнул своих спутников. Они снова начали выспрашивать старика. Наконец Сугур подсадил его на рыжую кобылу и, отведя в сторонку, доверительно сказал:

- Хорошо!- коротко отрезал Шальтык, ударил ногой лошадь и ускакал. Он приободрился и забыл о своей пояснице. Когда погреб исчез из виду, он чуть придержал коня, обдумывая, что теперь делать. Ехать к Катпе или к тому... другому? Катпа злой, огрызается, вот как утром, когда Шальтык сказал ему насчет волков... А тот понятливее, добрее. Да, лучше к тому... Облегченно вздохнув, он направил коня в сторону и рысью поскакал на овцеводческую ферму к Самату.

А Сугур вернулся в погреб... Пробыл он там недолго, вышел один, запер дверь на засов и еще подпер ее тем же обломком жерди, которым Шальтык оборонялся от волков. После этого подошел к своим спутникам. В полном молчании все вскочили на коней... С треском ломая сухой чий, кучка всадников вскоре растворилась в ночной мгле... В долине Талдыузек наступила тишина.

Глава 3

Его слова подхватил Сатай из третьей бригады и мастерица по стрижке овец Аяжан.

Вот и сама Даметкен подошла. Широкое спокойное лицо, уверенные движения.

Солнце только взошло. Еще дремлет долина Талдыузек. Ни малейшего ветерка. Густые заросли чия стоят неподвижно. В этой утренней тишине особенно звонкими кажутся голоса людей. Высоко в небе льется песня жаворонка.

Чабаны, доярки с ведрами, колхозники, вооруженные ножницами для стрижки овец, направляются в ближайшую кошару - от юрт до нее всего каких-нибудь двести шагов.

Такова уж участь Даметкен, что Сатай и Берды вечно подшучивают над ней, но не зло, не обидно, а добродушно. Вот и сейчас они хотят оставить за собой последнее слово.

В словах Сатая явно крылся какой-то намек.

Муж Даметкен умер год назад. Одной приходится детей воспитывать, и все знают, какая она хорошая мать; никто не заподозрит ее в легкомыслии. Но почему же не пошутить? Да и она сама охотно откликается на шутку.

- Нет, правда,- продолжает она,- не гнутся пальцы, как деревянные, не выходят буквы, да и только. И дома еще долго пыхтела, целый лист бумаги измарала.

Женщины наперебой заговорили о том, как им трудно дается