Вместе с тем искусно выполненные безделушки, которые Сейшас рассматривал, казались ему незнакомыми и вызывали у него новые чувства – так велика была пропасть, отделявшая его от прошлого. С ребяческим интересом он разглядывал стоявшие перед ним вещи, не зная, на какой остановить взгляд; любовался игрой бриллиантов на свету и вдыхал ароматы духов с несказанным удовольствием.
Предаваясь этим пустым занятиям, Сейшас забыл о времени. Возможно, воспоминания, вызванные предметами, похожими на те, которые он имел в своем доме, заставили его мысленно отправиться в прошлое, а затем пережить в памяти роковые события, произошедшие с ним, и вернуться к реальности.
Но вот Сейшас отпрянул от стола; изящные вещицы, которые совсем недавно пленяли его воображение, вдруг вызвали у него неприязнь. Он подошел к окну.
Ночь была спокойна и тиха. По небу, на котором появлялись первые звезды, плыли белоснежные, как крылья цапель, облака, гонимые ветром. Его теплое дуновение касалось воды мраморного бассейна, где росли кувшинки, белые лепестки которых были покрыты жемчужинами росы.
Лес, видневшийся на горизонте, освещенном закатом, напоминал своими причудливыми очертаниями готический замок; деревья слегка покачивались от легкого бриза, наполненного ароматами роз и магнолий.
Сейшас замер, любуясь умиротворенной природой. Ее спокойствие передалось ему, и его душа обрела утешение.
Прислонившись лбом к косяку окна, Сейшас дал волю горьким слезам. Плач принес ему облегчение, чувствуя которое он подошел к элегантному бюро из дерева породы мирапининга, открыл его и достал папку из алого камлота. В верхнем углу папки золотой нитью был вышит его вензель, сложенный из инициалов «F. R. S.».
В недоумении Фернандо смотрел на эти буквы, словно пытаясь разгадать загадку Сфинкса из древней легенды. Какое значение имеет все это после рокового вечера, во время которого он пережил самое большое в своей жизни унижение?
Наконец он принял решение, заставившее его сесть за стол. Он достал лист бумаги и положил его поверх папки, чтобы написать письмо.
Опущенное в чернильницу перо долго не покидало ее. Затем Сейшас резким движением достал его и принялся беспокойно рассматривать его кончик. Перо было совсем новым. Порывисто встав, Сейшас обошел комнату, а потом с решительным видом остановился около туалетного стола. Его посетила новая мысль.
Он открыл ящик стола, осторожно сложил в него все драгоценные вещицы, стоявшие на столешнице, а затем закрыл его на ключ. То же самое он проделал со всеми остальными ящиками и шкафами, где хранились сокровища, которые несколько часов назад показывал ему Лемос.
Несмотря на советы опекуна Аурелии, утром накануне свадьбы Сейшас приказал доставить в особняк свой комод, в котором хранил лучшие костюмы и сорочки. Теперь, к своей большой радости, он обнаружил его в одной из соседних комнат. Сняв дорогой халат и бархатные домашние туфли, Сейшас надел самый простой из своих костюмов.
В комоде были также сигары. Сейшас взял одну, разжег ее и встал около окна. Теперь он чувствовал в себе силы выйти из положения, в котором оказался, и перенести обрушившийся на него удар судьбы.
Горькие воспоминания о недавней сцене заставили его душу испытать не только возмущение, которое было вызвано поступком гордой девушки, унизившей его, и которое Сейшас так долго сдерживал, но и другое чувство, вскоре всецело овладевшее им.
Это было чувство крайнего восхищения перед силой и пылкостью любви Аурелии. В той страсти, которая заставила Аурелию его оскорбить, он видел теперь жестокую красоту, одновременно восторгавшую и пугавшую его.
– Я не понял этой любви… Но как мог я понять ее? Если бы кто-нибудь сказал мне, что со мной произойдет то, что я пережил теперь, я бы ответил на его слова недоверчивой улыбкой. Только в былые времена, когда женщине не дозволялось появляться в свете, ее любовь могла обрести подобную силу и овладеть всем ее существом… Тогда любили только один раз в жизни, единственная любовь была так велика, что занимала всю душу. Теперь, когда женщина окружена поклонниками, воспевающими и превозносящими ее красоту, любовь – не более чем каприз, легкая фантазия, нежная привязанность, которая может затем перерасти в супружескую дружбу. Так я думал всегда, такие чувства испытывал сам и внушал дамам. Когда Аурелия говорила мне о своей любви, я не мог представить, что она питает ко мне страсть, способную на такие порывы. Я думал, ее слова – это просто романтические преувеличения. Разве я сам не поддавался им? Разве не клялся я в вечной любви, которая на следующий день исчезала в вихре вальса? Любовь, которую я считал мечтой поэта, плодом воображения, оказалась реальной. Вот она во всем своем великолепии. Ее огненные крыла коснулись моей души и опалили ее своим жаром!
Словно в исступлении, Фернандо замер, представляя Аурелию в тот момент, когда она в благородном гневе и негодовании обрушила на него свои жестокие упреки.
– Любовь, подобная ее чувству, имеет право быть безжалостной!.. Эта девушка с самой возвышенной самоотверженностью вверила мне свое сердце, с ней судьба навеки связала меня, и я преклоняюсь перед ней, но я более не смею ее любить! Я встретил ее на своем пути, чтобы потерять навсегда! И другую я уже никогда не полюблю; теперь, когда наши жизни пересеклись, я не открою своей души для иной любви.
Заря занималась на горизонте. Дул свежий бриз, слышались голоса первых птиц, которые смешивались с неясными звуками просыпающегося города.
Сейшас спустился в сад и стал прогуливаться по извилистым дорожкам, проходившим через коротко подстриженный английский газон. Зелень этого травяного ковра расцвечивали клумбы, засаженные маргаритками, яркие цветы которых, похожие на венки, раскрылись с первыми лучами солнца. Увитые фуксией и бегонией шпалеры прятались под пышными гроздьями нежных соцветий. Напоенные соком бутоны камелий и магнолий, вобравшие в себя ночную прохладу, ждали дневного тепла, чтобы раскрыться, в то время как цветы, рожденные вчера и пережившие ночь, распускались, бледные и слабые, чтобы попрощаться с солнцем, которое подарило им жизнь, а потом отняло их свежесть.
Сейшас, будучи человеком светским, имел самые общие и весьма поверхностные представления о природе. Деревья, цветы, пейзажи были для него такими же предметами обстановки, как ковры, гардины, мебель, а также позолота и прочие изобретения роскоши, созданные для украшения жизни.
Поскольку светские люди живут в мире условностей, они теряют способность воспринимать все естественное. Они видят природу не такой, какая она есть, а такой, какой ее принято видеть; некоторым с колыбели суждено стать заложниками сложившихся представлений, согласно которым природа – не мать, а бездушная воспроизводящая сила.
Часто в своих стихах Сейшас упоминал звезды, цветы и ветры, чтобы описать женскую красоту и выразить любовные переживания. Все это было не более чем подражание другим высокоцивилизованным поэтам, подобно которым он брал все образы не из природы, а из самых разнообразных книг. Подлинно же только то искусство, которое черпает вдохновение из природы, этого неиссякаемого божественного источника. Оно было возможно в прежние времена, а теперь может родиться только вдали от светской суеты, в уединенном пристанище художника.
Однако в те минуты, когда Сейшас, гуляя по саду, встречал зарю, он почувствовал, что за яркими цветами, изящными формами и сильными ароматами было сокрыто нечто нематериальное, нечто, сближавшее природу и его собственное существо. Это была живая душа природы, которая, соприкоснувшись с душой Сейшаса, передала ей свою безмятежность, наполнявшую ее в это ясное свежее утро.
Обретя внутреннее спокойствие, Фернандо еще больше убедился в правильности принятого им решения. Его душа исполнилась холодного смирения, придавшего ей непоколебимую твердость.
Легкий шум, раздавшийся неподалеку, заставил Сейшаса отвлечься от своих мыслей. Он огляделся и понял, что стоит рядом с забором, который в том месте был скрыт
