– Вам я тоже должна выплатить долг, – сказала Аурелия, – но сейчас я не могу этого сделать. Позвольте мне вернуть его позднее.

– Что вы? Это такой пустяк! – ответил Рибейро.

– Ах! Я не думала, что вы так богаты.

– Аурелия, вы знаете, что я беден.

– Знаю, и, если бы вы были богаты, вы не дали бы мне взаймы. Наверное, расходы на похороны моей матери были для вас слишком велики.

– Извините меня, но похороны были оплачены не мной.

– А кем же тогда? – спросила озадаченная Аурелия.

– Не желая вас огорчать, я не рассказывал вам всей правды… Как вы знаете, в день смерти доны Эмилии я вызвался взять на себя вопрос похорон, но средств мне не хватало – у меня не было и двадцати мильрейсов. Однако я получил эту анонимную записку. – Торквато достал ее из бумажника. – В ней говорится: «Сеньор Торквато да Коста Рибейра, сообщаю вам, что похороны доны Эмилии Камарго уже заказаны и оплачены одной ее родственницей».

Аурелия прочла записку, написанную незнакомым ей почерком, и оставила ее у себя.

– Выходит, я должна вам только пятьдесят мильрейсов. Этот долг я верну, когда достигну совершеннолетия, а пока прошу вас принять этот подарок.

Аурелия преподнесла Торквато большой золотой медальон со своим портретом, украшенный бриллиантами, стоимость которых, не считая огранки, составляла один конто.

Юноша понял, что таким деликатным образом Аурелия хочет помочь ему материально, зная, как он стеснен в средствах.

Немного подумав, он принял подарок с искренней благодарностью и без притворной скромности:

– Благодарю вас, Аурелия! Для меня более ценен не сам дорогой подарок, а его скрытое значение. На портрете запечатлены ваши очаровательные черты, но ваша душа еще прекраснее, о чем говорит намерение, с которым вы дарите мне этот медальон.

Спустя полгода после смерти матери Аурелия впервые вышла в свет.

К этому событию она была готова. Первого бала ей было достаточно, чтобы установить свою власть и подчинить себе раболепную толпу льстецов, чья судьба – угождать и заискивать.

Ее красота, восхищавшая поклонников, усиливала жажду золота, мучавшую игроков в брачный ланскене[35]. Смеясь над их подобострастием, Аурелия обрушивала сарказм на единомышленников и соперников Сейшаса, желавших продать себя так же, как и он, только по более высокой цене.

По причине этого она воспринимала их не иначе как товар и на каждого устанавливала цену, подобно тому как это делали при продаже рабов.

Несмотря на язвительность, которой Аурелия платила свету, она не утратила веры в благородство души и уважала его, где бы ни встречала. Поэтому, если какой-нибудь честный молодой человек был искренне влюблен в нее, а не в блеск ее золота, она вела себя с ним иначе: была приветлива и любезна, но при первой возможности рассеивала все его напрасные надежды.

Только с охотниками за приданым она была кокетлива, если таковой можно назвать девушку, которая постоянно подвергает поклонников насмешкам и говорит им колкости.

Однажды Аурелия встретила Эдуардо Абреу, вернувшегося из Европы. Ей было известно, что он промотал состояние и стал беден. Поскольку Абреу не решался заговорить с ней, она первой обратилась к нему и пригласила его в свой особняк.

Вскоре Абреу нанес ей визит. Аурелия, сказав, что ей срочно нужно составить письмо, послала за чернильницей и письменными принадлежностями. Когда они были принесены, она вдруг повернулась к юноше и попросила его написать записку в один магазин.

Внимательно рассмотрев его почерк, Аурелия чуть слышно шепнула:

– Я так и думала!

Абреу она не сказала ни слова. Однако через несколько дней все его счета в магазинах на Судейской улице, где ему уже не отпускали в кредит, были оплачены.

Встретившись с Абреу некоторое время спустя, Аурелия спросила:

– Вы все еще меня любите?

Он покраснел от смущения.

– Я уже не имею на это права.

– Помните, однажды я вам говорила, что, если освобожусь из своего плена, моя рука будет принадлежать вам. Если же вы этого не захотите, она не достанется никому на этом свете.

Торквато Рибейро не мог противостоять любви, которую питал к Аделаиде Амарал. По прошествии времени он простил неверную возлюбленную, и после неожиданного отъезда Сейшаса они примирились.

Аурелия замечала, что любовь Торквато к Аделаиде обретает все большую силу. Можно сказать, это был настоящий рецидив чувств. Сначала Аурелия удивлялась тому, что Торквато сумел простить Аделаиду, но затем подумала: «А я? Разве я не продолжаю любить человека, который не только оставил меня ради другой, но и упал в моих глазах?»

Тогда она решила помочь Рибейро осуществить его сокровенную мечту и, как мы уже знаем, от этих намерений не отказалась.

Таковы были события, произошедшие прежде, чем мы встретили Аурелию Камарго в свете.

IX

А теперь вернемся в спальню супругов, где разыгрывается первое действие настоящей драмы, пролог которой нам уже известен.

Актер и актриса занимают те же места на сцене, как и в тот момент, когда мы оставили их. Фернандо Сейшас, невольно подчиняясь Аурелии, сидит, глядя на нее изумленным взглядом. Аурелия, придвинув кушетку, расположилась напротив мужа так близко, что на своем лице он чувствует ее горячее дыхание.

– Будет излишне говорить вам, что я вас любила и что моя душа принадлежит вам с того самого дня, когда мы впервые встретились. Вам это известно, а если вы забыли, ваше присутствие здесь и сейчас должно вам об этом напомнить. Для того чтобы женщина пожертвовала всем своим будущим, как это сделала я, нужно, чтобы жизнь для нее стала невыносимой, поскольку человека, которому она навеки отдала сердце, больше нет в живых.

Аурелия прижала руку к груди, чтобы сдержать чувства, овладевавшие ею.

– Вы не ответили на мою любовь, вы даже ее не поняли. Вы посчитали, что я просто отдаю вам предпочтение, выбирая вас из множества поклонников и делая вас героем своего романа, пока не представится более выгодная партия, и тогда вам, как человеку честному, придется отступить и довольствоваться плодами своих поэтических цветов. Что ж, как вы видите, я предпочла вас всем остальным поклонникам, которые настойчиво, но вместе с тем открыто и без притворства предлагали мне бесчестие и позор.

Сейшас склонил голову.

– Я знала, что вы не питали ко мне той любви, о которой я мечтала и которой заслуживала. И в этом, конечно, нет вашей вины; должно быть, это я виновата, поскольку не сумела пробудить в вас ответного чувства. Затем вы лишили меня своего внимания, которое хоть немного утешало меня, и оделили им другую, но она не могла отдать вам того, что отдала я – чистое сердце, пылко любящее вас. И все же я нашла в себе силы простить вас и не перестала вас любить.

На лице Аурелии отразилось гордое возмущение.

– Однако вы оставили меня не ради любви к Аделаиде, но ради ее приданого, ради жалкого приданого в тридцать конто. Вы не имели права так поступить, и за это я вас никогда не прощу! Вы могли пренебречь мной, но не смели опускаться ниже высоты, на которую я поставила вас в своей душе. Я создала идеал, а вы столкнули его с пьедестала, низвергнув его в грязь. Вы, человек, которого я боготворила, упали в моих глазах – вот в чем ваше преступление. Общество не имеет законов, необходимых, чтобы вынести вам приговор, однако вам не спастись от угрызений совести. Как вы могли погубить сердце, созданное Богом для любви, и вселить в него неверие и ненависть?

Сейшас вновь поднял голову и посмотрел в глаза Аурелии. Черты его лица были искажены потрясением и душевной болью, и капельки пота сверкали у него на лбу, у самых корней его темных волос.

– Богатство, которое ниспослал мне Господь, досталось