- Все то же,- подавленно начал Садырбек.- Я все им сказал, как ты велела, ничего не пропустил. Но они твердо стоят на своем. Бабские капризы, говорят. Все бабы, говорят,.начинают с таких выкрутасов, и разве не в обычаях предков выдавать девушку за вдовца? Про тебя говорят, что ты опомнишься лишь тогда, когда окажешься в богатом доме Шакира, где будешь жить, словно руки в теплую воду опустив... Велят, чтобы ты перестала упрямиться, дело сделано... Да и ты сама, наверное, знаешь - завтра они собираются провожать тебя. Сначала проведут по пяти нашим аулам, а после полудня снарядят в дальний путь...

Глаза Айши сверкнули, лицо окаменело. Некоторое время она сидела молча, но затем выпрямилась:

- Ну что ж, теперь будь что будеті..

- Меня тоже обругали. Сказали, что я должен был научить тебя уму-разуму, вместе того чтоб передавать твои слова,- как бы в утешение ей добавил Садырбек.

- Ладно, хоть и бранят тебя, но прошу, как брата прошу - сходи к ним еще раз и одно скажи: чтоб теперь на меня не обижались. Раньше, скажи, я им просьбами докучала, теперь не буду. Но и они пусть на меня не обижаются. Ты понял меня?

- Понял,- безропотно согласился Садырбек и вышел из юрты. Снова появились Рахия и Рапыш.

- Уф, еле избавились от свекрови, - заговорила Рапыш.- А вы что приуныли, пригорюнились? Поздно горевать. Дело сделано. Завтра Айшу будем провожать,- обратилась она к девушкам.

Бибиажар и Муслима молча переглянулись. Грустная Рахия теребила край платка.

- Нужно родных обойти,- заметила Бибиажар.- Как того обычай требует.

- Зачем мне все это? - не поднимая головы, почти простонала Айша.

- Э-э, не говори так, голубушка,- остановила ее Рапыш.- Вот увидишь, станешь хозяйкой, полной владыкой в доме Шакира, и все еще будет хорошо-хорошо. Шакир старый, ты - красавица, да он на руках тебя носить будет. Конечно, тяжко тебе расставаться с родным очагом, друзьями, но ведь ты, слава создателю, не за нищего идешь, а берут тебя в богатый дом. Разве по нынешним веременам можно бросаться таким мужем? Смотри, пробросаешься...

- Не хочу я продаваться, Рапыш. Неужели пара мне рябой сын Боранбая? Да он мне в отцы годится, так что не видать мне с ним счастья. И тебе, я чувствую, его богатство разум застило? - резко ответила ей Айша.

Рапыш так и ахнула.

- Ой-бай, девочка. Разве я зла тебе желаю? Я и о богатстве Шакира говорила лишь для твоей же пользы, чтоб ты так не убивалась. Не обессудь, милая... Если хочешь, я уйду.

- Я не гоню тебя,- тихо отозвалась Айша.

- Айша, позволь нам с Муслимой. спеть песню,- может, развеется твоя печаль,- нарушив тягостное молчание, предложила Бибиажар.

- Спойте, спойте, милые,- обрадовалась Рапыш.- А ты что скажешь, Айша?

- Если хочется, пусть поют,- устало ответила девушка.

- Эх, Айша, эх, сестренка! Не вечно быть нам вместе. Разбросает нас жизнь по разным сторонам света. Так что давай, Муслима, затянем напоследок нашу любимую.

- Что петь-то будем? - спросила Муслима.

- "Зулькию"; Начинай, а я подтяну,- сказала Биби ажар. Муслима, откашлявшись, запела:

Зачем расцветала она столько лет?

И стройной была для кого, эдди-ай!

Уж лучше бы ей не родиться на свет,

Чем слезы всю жизнь проливать, эдди-ай!

- Ты плакала долго, и слов больше нет.

Не плачь ты, мой светик-жаным, эдди-ай!

- вторила ей Бибиажар.

Тягучая грустная мелодия, похожая на жалостливую молитву, повисла в ночном воздухе, и казалось, что все аулы прислушиваются к песне.

Гусь раненый в омут упал, элди-ай!

А девушка с домом разлучена.

Кровь раненой птицы уносит волна,

Чужак увез девушку, элди-ай!

Ты с этим смириться, мой светик, должна, Не плачь, дорогая жаным, эдди-ай!

К юрте стали стекаться люди. Они стояли поодаль, не решаясь войти, и у многих на глазах блестели слезы.

А песня все плыла и плыла над аулами:

Кто девичьи слезы, скажи, признавал?

Кто понял рыданья ее? Элди-ай!

Как трудно подняться, упавши в провал!

Надежда - лишь воля творца, элди-ай!

Не плачь, не облегчишь ты горе слезой, Не плачь ты, мой светик-жаным, элди-ай!

Сильные голоса двух девушек, горькая безысходность музыки, бьющейся, как сокол, попавший в неволю, зачаровали слушателей. Молчал Садырбек, подошедший к юрте с джигитами из соседнего аула, Рахия, не таясь, вытирала мокрые глаза, Айша, сгорбившись, сидела спиной к певицам, и вздрагивали ее плечи...

За телкою сытой все стадо гурьбой.

Морщины мои - от невзгод, элди-ай!

За деньги постылый владеет тобой.

Кто может перечить творцу? Элди-ай!

Не плачь - не облегчишь ты горе слезой,

Не плачь ты, мой светик-жаным, элди-ай!

Слабые, жалкие слова утешения...

Разве могли они остановить слезы?

На привязи жить не желает овца,

В приволье - джайляу - уйдет, элди-ай!

А девушка в рабство по воле отца Уйдет к нелюбимому, эдди-ай! Не плачь, не гневи, дорогая, творца! Не плачь ты, мой светик-жаным, элди-ай!

Внезапно толпа расступилась, пропустив вперед рос- лого широкоплечего джигита. В руках у него была кам- ча, на плечах - выцветший чекмень, опоясанный куша- ком, на ногах - стоптанные сапоги-саптама. Видно было, что он недавно с дороги - даже рыжая шапка его запы- лилась. Во все глаза рассматривал он поющих деву- шек, согбенную Айшу, Садырбека, который, опустив го- лову, прислонился к кереге. Рапыш, заметив джигита, что-то шепнуЛа Рахии, и та подняла заплаканное лицо.

А песня Бибиажар и Муслимы продолжала будора- жить покой округи.

Пусть щеки впадут и румянец сойдет, Глаза пусть ослепнут от слез, эдди-ай! Но проданной быть не хочу я, как скот, Свободу мне смерть. принесет, элди-ай! Не плачь, дорогая, не плачь, перестань! Не плачь ты, мой светик-жаным, элди-ай!

- Абиль... Иди к нам. Когда вернулся? - дрожащим голосом спросила Рахия широкоплечего джигита, но тот, по-детски всхлипнув, отвернулся и закрыл лицо локтем, по-прежнему не выпуская из рук камчи. Женщины буд-то того и ждали - они зарыдали открыто, в голос, не таясь.

Абиля, брата Айши, усыновил их богатый дядя, и