- Семья не пострадала?- подошел к нему парторг.

- Обошлось,- вытирая лицо, ответил Ырыскельды.

- Поживите у меня, а сейчас ожоги надо обработать,- взял его за руку Камсен.

Вот так и сгорело сразу все хозяйство Ырыскельды, который после возвращения с фронта еще и не успел нажить штатской одежды и ходил в солдатской шинели. Погибли корова, купленная еще до войны, и три овечки. Большой теплый сарай, который Ырыскельды начал строить в тот год, когда привел в дом Калиму, по существу пустовал теперь. И когда в колхозе двадцать овец заболели чесоткой и их нельзя было держать в общей отаре, Ырыскельды сделал в своем сарае перегородку из жердей и временно, пока овцы не поправятся, разместил их здесь. Я не раз видел, как он таскал ведрами воду для этих животных, ухаживал за ними. И вот теперь они тоже погибли.

Возвращаясь с пожара домой, я услышал разговор двух старух:

- Политика нам его известна! И совсем они не больные были, эти двадцать колхозных овец. Так я и поверила, что они с Садыком враждуют! Это они нам пыль в глаза пускают, а сами поделили с ним овец. Вот и пожар устроили!

- А я говорю,- отстаивала свою точку зрения вторая старуха,- это его бог наказал! Как он мог нанести такую обиду уважаемому человеку, который ему в отцы годится? Вот за Шамшуали ему и отомстили!

Но все остальные в ауле жалели Ырыскельды и помогали, чем могли, а главное - сдали в колхоз двадцать ягнят, взамен тех, которых не стало.

Из райцентра специально приезжали люди, несколько дней сидели в конторе и перелистывали папки с документами, вызывали к себе людей, о чем- то с ними говорили, но так и уехали ни с чем. Как возник пожар, так никто тогда в ауле и не узнал.

Глава 7

Если мне не изменяет память, то это было в апреле. В тот год, когда заканчивалась война. Кругом все радовались, что скоро наступит конец всем нашим бедам, возвратятся домой отцы, братья и начнется снова жизнь, да еще лучше, чем было в предвоенное время. А у меня, как назло, все сильней и сильней болели глаза, и видел я все хуже и хуже.

И вот однажды бабушка принесла от соседей обнадеживающую весть:

- Эй, Болтайжан!- радостно начала она с порога.- Если бог на этот раз окажется милостив к нам - глаза твои перестанут болеть! В соседний аул приехал издалека настоящий знахарь: нет таких болезней, которые бы он не изгнал! Со всех аулов едут к нему люди, а сам он из Омска пожаловал к нам,- радовалась бабушка.

Я думал, что навсегда избавился от Шамшуали, а тут опять знахарь появился. Но только, по словам бабушки, Шамшуали и мизинца не стоил этого достопочтенного старца.

- Собирайся!- сказала бабушка, и мы пошли в контору к Ырыскельды, которого колхозники вскоре после пожара избрали председателем.

- Дорогой Ырыскельды!- переступив порог, начала бабушка.- Ты ведь знаешь, что у единственного сына Идриса болят глаза. Чем я его только не лечила, а ему все хуже, и вот я решилась...

- Берите, берите!- перебил ее Ырыскельды, решив, что она надумала везти меня к врачам в райцентр.- Какого быка хотите, того и берите. Можете и лошадь взять, только ей овес нужен, мороки много, а на быке вам спокойнее будет.

Бабушка обрадованная таким внимательным и заботливым отношением, выложила все начистоту перед новым председателем:

- Надоело богу обижать нас, вот и послал он в наши края знающего человека! Из самого Омска приехал, подумать только!

- Опять за свое?!- сразу изменился в лице Ырыскельды.- Со своим знахарем еле расправились, а тут еще один объявился! И откуда только берутся эти знахари-лекари? Да как вы не можете до сих пор понять, что это аферисты! Не хотят нигде работать, вот и ищут народ потемней, чтобы прожить за его счет.

- Не говори таких слов, сынок!- замахала на него рукой бабушка.- Твое зло испортит нам дело. Не хочешь помочь - не надо.

- Хочу! Сколько раз я уговаривал вас: везите в район мальчика, если потребуется - в областной центр. Я во всем вам помогу, только отдайте его врачам!

- Э-э-э, нет! Мало тебе, что я по твоему совету отдала в их руки Карлыгайн? Болтая я им не отдам! А свою помощь оставь при себе!- рассерженная бабушка направилась к выходу.

- Если вы хотите ехать к знахарю, я вам никакой помощи оказать не могу. И завтра же сам поеду в этот аул, чтобы духу его не было здесь!- сорвался под конец Ырыскельды.

Весь вечер переживала бабушка, возмущаясь поведением Ырыскельды.- А еще другом моего Идриса считается, в школу вместе бегали. И передо мной все: «мамаша, мамаша!» Нет, уж если он против семьи фронтовика пошел - не будет ему самому добра!»

Утром она подняла меня чуть свет:

- Вставай, родной! Поедем, пока этот проклятый Ырыскельды нас не увидел, а то он, и правда, еще арестует этого почтенного старца. От него всего ожидать можно!

Мы запрягли в сани свою корову, которая должна была на днях отелиться, и тронулись в путь по заледенелой скользкой дороге. Аул еще не проснулся, и только у крайнего дома нас заметила старуха, вышедшая во двор. Она удивленно посмотрела нам вслед.

К. обеду дорога оттаяла, и в тех местах, где уже чернела земля, наша бедная коровенка еле тащила сани, а потом и совсем выбилась из сил. Нам с бабушкой пришлось вылезть из саней и идти пешком по мокрой, раскисшей дороге. Вскоре и мы устали: промокшие, покрытые комьями грязи валенки были словно тяжелые гири. В аул мы кое-как добрались только к вечеру.

В доме наших родственников все мужчины тоже были на фронте. Бабушкина племянница одна управлялась с кучей полураздетых, полуголодных малышей. В комнате, у порога, стояли валенки - одни на всех. Пятилетний Маулен, забравшись в них, еле переваливался через порог, часто падал, но не унывал: весело смеялся над собой вместе со старшими братишками и сестренками. Дети и в войну оставались детьми.

У меня хватило сил только на то, чтобы сесть за большой круглый стол, съесть одну картошку из общей миски, стоявшей посередине. Я и не заметил, как уснул, тут же, на кошме.

Утром мы с бабушкой пошли в дом, где остановился знахарь. Бабушка взяла меня за руку