Однако шло время, уже совсем рассвело и солнце поднималось к полудню, а народ всё стоял. Толпа собравшихся мастеров, работников, младших гридней в нетерпении гудела, со всех краёв слышались недовольные голоса и выкрики. Изяслав крутил в руках длинный византийский нож, то и дело оглядываясь на дверь, ожидая, что кто-нибудь из собравшихся на подворье войдёт. Но никого не было. Наконец к крыльцу терема подошёл один человек, крикнул:

— Княже Изяслав Ярославич! Люди ведь ждут!

Изяслав с содроганием узнал своего стольника Богдана. И ещё одна страшная мысль проскользнула: не почитают его люди ни в Киеве, ни в Переяславле, ни в Полоцке, нигде. Ведь если бы чтили, то не посмели бы… Ведь истинно добрая власть — это не только умение подчинять. Это умение любить людей, слышать их. Вспомнить хотя бы веру ромейскую: разве так уж она нужна была всем? Никому нет дела до того, какому богу ты молишься, что признаёшь: лесного идола или святой крест, если живёшь по чести да по совести. Бог не поможет. Ничто не поможет, если ты не поможешь себе сам.

Изяслав медленно вышел из гридницы, спустился. Здесь, на красном крыльце, он вдруг почувствовал, что нет больше никаких различий между ним и теми, кто стоял тогда на подворье. Ведь он — человек или они — такие же люди, из плоти и крови, с той же верой, с такими же семьями, с такой же мечтой о счастье и о правде. Но у каждого эта правда своя, и оттого между великим князем и горожанами в тот день стояла непреодолимая стена, которую увидеть ему оказалось не под силу.

— Вышел, показался!

— Изменник!

— Собака!

Не успев выйти, великий князь захлопнул дверь и, устало привалившись спиной к стене, сжал виски ладонями. Не стоило появляться, ведь теперь они всё это так не оставят. Шум на подворье поднялся невообразимый. Люди забрасывали терем камнями и черепками разбитой глиняной посуды, и среди прочего Изяслав разобрал угрозу:

— Вели дружину поворотить обратно!

— Веди, князь! Отомстим степнякам за реку Альту!

— Коней, мечей дай! Сами пойдём!

Подошёл воевода, положил руку ему на плечо.

— Что делать прикажешь?

— Ждать, — коротко бросил Изяслав. — После их разгоните. Пускай пошумят, должны ведь понимать, что нет у Руси сил больше воевать со степью.

Но распалившуюся толпу было уже не остановить. Всё, что накопилось за этот солнцеворот, вся злоба, вся горечь в один миг выплеснулась в одном общем крике. Киевские гридни, последние, кто верен был престолу, попытались унять горожан, но тщетно: те вступали в драку кто с чем, в ход шли ножи, топоры, вилы и даже рогатины. Неизвестно, кто первым выкрикнул имя Всеслава: говорят, что это был рыжий парнишка-стольник, а быть может, в тот час о нём вспомнил кто-то другой, но горожане подхватили. Ведь он прослыл среди них чародеем, вещим. Только ему было под силу удержать великий престол и сохранить земли от половецких набегов. И он до того ни одной сечи не проиграл, и удел его северный был славным, сильным городом.

— Волю Всеславу!

— Волю князю полоцкому!

— Волю!

… В порубе стояла, как и обыкновенно, тишина. Шум долетал словно сквозь плотную пелену тумана, но звон оружия, ржание лошадей и некоторые особенно громкие голоса разобрать было вполне возможно. Внимательно, жадно прислушиваясь к ним, братья о чём-то шёпотом спорили. Наконец Ростислав не выдержал:

— Отец, что это?

— Я не знаю, — тихо ответил Всеслав. Младший сын взглянул на него, ожидая, что он улыбнётся в ответ, но он был необыкновенно суров и взволнован. — Подождём, что дальше будет.

На деле же он если не знал точно, то догадывался, что этим дело и закончится. Что однажды люди всё поймут и не захотят видеть на киевском престоле Изяслава. Что Изяслав отказал народу, не дал ни коней, ни мечей, и нового похода в степь не захотел, струсил. Что люди захотят мести за сожжённые и разграбленные родные сёла, за погибших братьев и сестёр, родных, любимых. За всё…

Ударом топора Богдан сбил тяжёлый замок. На короткий миг стало тихо. Скрипнула старая покосившаяся дверь. И на свет божий вышли двое усталых, измученных парнишек, а за ними — немолодой уже бледный сероглазый человек. Седой, с суровой морщинкой на лбу, в перепачканной землёй и глиной рубахе с широким поясом, он, щурясь от яркого солнца, оглядел всех собравшихся и вдруг низко, до самой земли поклонился:

— Спасибо вам, кияне, что вернули моим сыновьям свободу…

Примечания

1

Фибула — металлическая застёжка. Она одновременно служит украшением и выполняет практическую функцию: булавка с замком для острого конца позволяет закрепить одежду.

2

Брячислав Изяславич — внук князя Владимира I и Рогнеды, полоцкий князь с 1003 по 1044 г.

3

Посад - населённая территория за пределами укреплённого княжеского, боярского или церковного поселения (кремля, детинца, монастыря).

4

Гридница - самое большое помещение в княжеском тереме, помещение для дружины. Нередко там проходили также пиры и общие собрания.

5

Чудь собирательное название ряда племен и народностей, как правило, прибалтийско-финской группы.

6

Ливь (ливы) — малочисленный прибалтийско-финский народ. Предположительно, прибыли в Прибалтику с восточного и северо-восточного направлений.

7

После совместного с Ярославичами похода на торков.

8

Имя жены полоцкого князя Всеслава достоверно не известно. Одни источники упоминают некую Анну, другие, противоречащие им, пишут, что так звали дочь князя. Но Анна — внучка Всеслава, дочь его младшего сына Глеба. А Александра — смоленская княжна (ок. 1032—1104), родная внучка Ярослава Мудрого. Известно, что Всеслав женился в 1051 г.: тогда Александре было около 19 лет, о её муже точно так же нет сведений, и Смоленское княжество действительно никогда не воевало с Полоцким, а в большой голод 1068 г. даже помогало. Поэтому можно допустить «династический брак». Интересно, что княгиня Александра пережила супруга на 3 года, после его смерти приняла постриг с именем Анна — вероятно, в церковных записях сохранилось крестильное имя.

9

Пол (здесь) — обозначение этажа. Один этаж —