Пёс, обнюхав его и отца с матерью, обошёл остальных. В живых никого не осталось. Все – и волки, и собаки – были мертвы. Никто не уступил никому.

Забравшись на скалу, где на снегу были волчьи следы, задрав к небу окровавленную морду, рыжий жалобно завыл. Далеко по округе весь оставшийся день и всю ночь до утра разносился скорбный звериный плач.

На заре, пройдя по едва видневшемуся следу вернувшегося в крепость скакуна, к скале приблизились сотник Даг и Бурчэ.

Поначалу, загрузив тело Рушти на коня, они не хотели трогать останки собак, но увидев глаза рыжего, лежащего по-прежнему на скале, снесли их в небольшую расщелину, где, прикрыв свежими разлапистыми ветками, припорошили снегом.

* * *

Девушки безутешно рыдали над телом Рушти. Мужчины в стороне от крепости, на окраине леса, напротив пропасти, стойко перенося душевные страдания от скоропостижной кончины юноши, выдалбливали углубление в мёрзлой земле, готовя могилу, последнее его пристанище.

Рыжий появился ближе к вечеру, когда погребение Рушти было уже завершено.

Всю эту ночь пёс в одиночестве провёл у свеженасыпанного холмика, черневшего среди снежного покрова, под которым покоился его хозяин и добрый друг.

Это была первая утрата для обитателей крепости. Оттого и горе было для них невыносимым и долгим. Ничто не могло утешить их скорбь и умерить их печаль по так рано ушедшему из жизни чистому душой и очень сердечному юноше, имевшему тяжёлую, полную трагедий, короткую судьбу.

Рыжий тосковал по своим сородичам и по Рушти, которого всегда старался защитить, улавливая в нём физическую немощь, словно сожалея, что в нужный момент не оказался рядом с ним и не успел его спасти. Люди понимали его и старались не тревожить. Он подолгу лежал у колодца, где прежде было любимое место всей его семьи, часто уходил побродить по лесам, откуда неспешно возвращался и обязательно навещал могилу. В своём страдании пёс очень походил на человека. Когда он, пошатываясь, появлялся во дворе, люди замирали, провожая его долгими взглядами. Вся еда, предназначенная ему, оставалась нетронутой им, и это сильно беспокоило всех. Вечерами он неподвижно лежал, опустив голову на вытянутые лапы, уставившись потускневшими глазами в костёр.

Однажды поутру, на седьмой день после похорон, Даг вдруг заметил, что рыжий не может встать.

Пытаясь подняться, он бессильно заваливался на бок, подкашиваясь в лапах. Сотник подбежал к нему, присел возле него на колени, осмотрел его, затем бережно подхватил его на руки, ощутив неимоверную лёгкость тела, и понёс его к себе, куда тут же прибежали все остальные. Уложив его на шкуру невдалеке от огня, он тревожно наклонился над ним, прислушиваясь к его дыханию, всматриваясь ему в глаза. Пёс, сведя мохнатые брови, несколько раз моргнув, дёрнувшись телом, но не сумев поднять головы, спокойно посмотрел на него и, высунув язык, уснул. Убедившись в том, что он жив, все тихо удалились.

Оставив у его изголовья посуду с чистой водой, вслед за остальными покинул помещение и Даг. Он несколько раз навещал рыжего. Тот продолжал спать.

В этот день закололи овцу, и к полудню в котле уже было сварено её мясо.

Когда все расположились у своих костров, готовые приступить к еде, на входе слегка приподнялся нижний край полога, и из-под него показалась голова рыжего. С этого дня он стал поправляться. В его глазах появилась живая искорка, его тело стало крепнуть, вновь наливаясь силой. Вот только к тому месту у колодца, откуда унёс его сотник, он больше не подходил и всё чаще располагался возле ворот, будто сменил на посту своего друга Рушти.

* * *

На двадцатый день вернулись все воины, посланные на поиски семьи сотника Дага. Итог был малоутешительным. Его помнили. Знали, что у него было двое совсем юных сыновей, но никто не смог объяснить, куда исчез он сам и где теперь его дети. Также стало известно и о том, что почти сразу после его пропажи от сильных недомоганий умерла его жена. Жители селения указали на её могилу. Один из старейшин не очень уверенно подсказал имена детей. С его слов, старшего из этих братьев звали то ли Сыбар, то ли Зубар, а младшего не то Кудас, не то Гидасп.

Далайя очень внимательно слушала воинов, приняв их у себя в шатре, угощая горячей едой. Когда они называли имена, что-то знакомое промелькнуло у неё в голове, но неуловимо ускользнуло.

Отпустив всех на отдых, она невольно задумалась о сотнике Даге, о том, что он не знает об участи своей семьи и детей. Ей было искренне жаль его. «Даг, наверняка, живёт надеждой однажды встретиться с ними и уже больше никогда не расставаться», – думала она. При воспоминании о нём она представила заснеженную крепость и всех её обитателей, и тут же потекли иные мысли: «Как они там сейчас? Вернулись ли молодые обратно? Что вообще происходит там?» На душе было тревожно за них. Ведь они все стали ей родными.

* * *

Остаток зимы Далайя вместе с Русой по настоянию самого верховного правителя Турпана и по радушному приглашению вождей племён подолгу гостили в их кочевьях, назначив старшим в селении Фардаса.

Только в этот период года саки на время становились почти оседлым народом, и их не нужно было искать в бескрайних степных просторах.

Часть третья. «…И судьба оставляла выбор»

511 год до н. э.

Глава первая

С наступлением весны людям свойственно замечать перемены, произошедшие с их родными, находящимися рядом. Ни в какой другой период года им не дано так отчётливо уловить все изменения, связанные с ростом их детей, младших сестёр и братьев.

Лишь с окончанием зимы, когда на земле пробуждается всё живое до самой маленькой букашки и тоненького стебелька, все взрослые мужчины и женщины, словно очнувшись от сна, удивлённо взирают на вчерашних малышей, преобразившихся так вдруг в статных молчаливых юношей и изящных стеснительных девушек.

Жилища, казавшиеся прежде просторными и уютными, в эту пору совершенно неожиданно для всех их обитателей становятся тесными и уже отнюдь не удобными, ставя отцов и матерей в неловкое положение перед своими детьми из-за допущенной ранее непредусмотрительности относительно их быстрого возмужания.

Родители, занятые суетной повседневностью, не успевают заметить того, что их маленькие отпрыски уже превратились в достойных потомков, так не