Камеристка начинает готовить туалетный столик. Размещает на нем флаконы, шпильки и пудру, добавляет в воду для умывания гранатовый экстракт.

– Я пока не буду умываться, – сообщаю я. – Сначала позавтракаю.

Я выбираю одну из принесенных ею pâtés de fruits [87] и, снова углубившись в раздумья, рассеянно откусываю по краю крохотные кусочки, придавая пастилке фестончатую форму. На вкус она отвратительна, и я скармливаю ее Пепену, но и моему питомцу это лакомство не по вкусу. Почавкав, он выплевывает пастилку на покрывало.

– Послушай, – объявляю я, прокрутив в уме все возможные варианты и окончательно убедившись, что иного выхода нет. – Мне вздумалось отправиться в путешествие. Правда, пока не знаю когда. Мой сундук уже слишком тяжел, я с ним не справлюсь. – Я кивком указываю на сундук, небрежно поставленный мною на кушетку и готовый вот-вот свалиться. – Сними его и положи туда все, что мне может понадобиться… Лишь самое необходимое.

Я морщу нос. «Лишь самое необходимое». Какие унылые, безрадостные слова! Я беру с подноса еще одну пастилку, гадая, не окажется ли она столь же горькой на вкус, как первая, и наблюдаю за камеристкой, возящейся с сундуком. Хотя он не так и тяжел, девица с трудом удерживает его на весу, отодвинув от живота и неловко вытянув перед собой руки. Она до сих пор пытается скрыть свое положение.

Поставив сундук на пол, камеристка постепенно наполняет его вещами: кладет корсеты и нижние юбки, чулки, верхнее платье, запасную пару туфель, кое‑какую косметику и еще несколько вещей, которыми, как ей известно, я обычно пользуюсь. Быстро управившись, она таращится на меня, как собака, ожидающая похвалы.

– Я закончила, мадам, – кротко произносит девица. – Что мне еще сделать, прежде чем вы начнете одеваться?

Я встаю с кровати с Пепеном на руках и подхожу, чтобы проверить, как выполнен мой приказ. Возможно, получилось лучше, чем я представляю. Но, заглянув в сундук, я вижу, что он заполнен едва ли на четверть.

– Что это? – вопрошаю я. – Я же велела собрать все самое необходимое, не так ли?

– Да, мадам.

– Ты взяла лишь малую толику, – фыркаю я, спуская Пепена на пол. Почувствовав мое недовольство, тот поспешно ретируется. – Мне что, всё надо делать самой?

Я прохожусь по комнате, собирая вещи.

– Для начала можешь добавить вот это. – И я бросаю к ногам девицы целую кучу вещей: большую и маленькую шоколадницы, серебряную вазу для фруктов, щипчики для спаржи, пять камзолов для шпица. Детали моего carapace [88], по удачному выражению Жозефа.

– Мадам, простите, но, поскольку место в сундуке ограничено, не разумнее ли будет взять лишь повседневные вещи? Одежду и тому подобное?

– Прошу прощения? – цежу я, пораженная бесцеремонностью камеристки. – У меня имеется еще несколько сундуков, которые можно будет собрать после того, как заполнится этот. – Я застываю в задумчивости; ночная сорочка мерно вздымается на моей груди. – Нет, погоди-ка. Прежде чем ты продолжишь, устроим небольшую примерку.

Камеристка неуклюже поднимается на ноги.

– Мадам?

– Раздевайся. Я примерю твое платье, – объявляю я, ибо настало время провести эксперимент.

Вопреки приказу, камеристка не двигается с места. На ее лице ясно читаются замешательство и испуг. Поскольку мне известно, что девицы ее сословия излишней скромностью не отличаются, вероятно, она не желает, раздеваясь в моем присутствии, обнаружить свою grossesse [89]. Эта особа и не подозревает, что я знаю все. Но на сей раз мне хочется увидеть вовсе не ее живот.

– Можешь раздеться вон за той ширмой, если угодно, – добавляю я.

По-прежнему медля, девица скрывается за ширмой в золоченом обрамлении.

– Повесь свою юбку и прочее на ширму, – велю я. – Корсет и исподнее можешь не снимать.

Камеристка выполняет мои указания, и я начинаю прикладывать к себе вещи перед зеркалом. Я провожу большим пальцем по боковым швам корсажа и вижу вставки из той же материи. Девица расставила его, чтобы он налез на растущий живот.

Тут слышится тявканье Пепена, прерывающее ход моих мыслей. Я поворачиваюсь к ширме.

– Теперь можешь выйти, – распоряжаюсь я, – и помочь мне с застежками.

– Если не возражаете, мадам, я предпочла бы остаться здесь, пока вы не закончите.

В голосе камеристки слышится дрожь, отчетливо различимая сквозь беспрестанный лай Пепена. Я люблю этого милашку, как родного, но шум начинает раздражать даже меня.

– Сейчас, сейчас, – успокоительно твержу я, переступая через вещи, чтобы добраться до него.

Я заглядываю за ширму. Пепен мечется под ногами у камеристки, гавкая как одержимый. На лице девицы появляется такое выражение, будто ее застали на месте преступления: она неловко скрещивает руки на животе, одной рукой цепляясь за запястье другой.

Нижняя губа у нее дрожит.

– Простите, мадам, – всхлипывает она. – Мне очень жаль.

– О, не стоит беспокоиться об этом, – отвечаю я, указывая пальцем на ее живот. – Подойди и помоги мне.

– Мадам?.. – Потрясение, вызванное моим безразличием к ее интересному положению, облегчение и одновременно отчаяние этой девицы для меня как порыв ветра в лицо. Она заламывает руки и, кажется, вот-вот упадет в обморок. – Пожалуйста, я не знаю, что мне делать…

– Не реви, – говорю я, глядя на нее с прищуром и хваля себя за сдержанный тон. Обычно меня тошнит от подобных проявлений сострадания. Однако на сей раз в моей душе сквозит если не жалость, то какое‑то нелепое расположение к этой особе. Я толком не понимаю, откуда взялось это незнакомое чувство, но тут у меня в мозгу вспыхивает доселе не осознаваемая мысль. Возможно, некогда я находилась в точно такой же ситуации, как она.

– Знаешь, пожалуй, я смогу тебе помочь. – Я делаю глубокий вдох и через разбросанные по полу препятствия веду девицу к кушетке. – Садись, – предлагаю я и опускаюсь на кушетку сама, отнюдь не забывая, что впервые сижу рядом с камеристкой. – Я хочу, чтобы то, что я собираюсь тебе сообщить, осталось в тайне, понимаешь? Дело это сугубо конфиденциальное. Никому не проговорись.

Девица кивает.

– Да, мадам. Даю вам слово.

– Хорошо. Итак, как я уже сказала, у меня обнаружилась потребность в небольшом путешествии. Я собиралась ехать одна, но вижу, что в твоем положении тебе полезно на некоторое время отбыть из дому.

Девица краснеет и прижимает к щекам костяшки пальцев.

– Я намерена отправиться за границу и остановиться у моего… – Как о нем упомянуть? Назвать степень родства? – …У французского