На тыльный уклон разведчики выбежали почти одновременно и, показав знаками, кому куда, бесшумно начали подъём к скалистой вершине. Минуты через три они уже профессионально изучали Сашкино лежбище. Прокоп поднял со щебня карабин, умело извлёк из ствола заклинивший патрон и покачал головой. Владимир присел рядом с горько плачущей у скалы Натальей. Она испуганно отодвинулась от него.

– Володенька, не стреляйте, пожалуйста, Сашу! Я знаю, что он не в себе. Я видела, он одумался, а то бы разве бросил он свой карабин и унёсся куда-то сломя голову?

– Ты, девонька, не реви так, не убивайся. Все ведь, слава Богу, живы. Сейчас походим по долине и братца твоего отыщем. Не бойся, мы ничего плохого Гусёнку не сделаем. Так, может, поучим малость, да вразумим, что нельзя по людям палить. Да ты, Наташа, успокойся. Глянь-ка, вон и Валера поднимается сюда. Вот ты ему и расскажи, какими судьбами вы здесь очутились и почему Сашка открыл по нам пальбу.

Валерий с обмотанной наскоро рукой и ружьём на плече, как только увидел Наталью, даже несколько растерялся и ничего не понимающим взглядом обвёл всех, дольше задержался на карабине в руке Прокопа и только потом недоумённо и как-то виновато обратился к девушке:

– Наташа, за что ты так с нами? И как ты нас нашла?

Наталья ничего не сказала в ответ, только, захлюпав носом, еще громче зарыдала. А Прокоп и Владимир, услышав этот неожиданный вопрос, как по команде, одновременно открыли рты и удивлённо переглянулись.

– Ну, ты даёшь, братишка! Это сроду не она, а братец её распрекрасный, Гусёнок. Теперь он в бегах, а нам его искать, время терять. Ладно, разбирайтесь тут сами, а мы с Прокопом к лошадям, да проедем, поищем, куда сбежал Сашка. И найдём, если только он не ушёл через перевал. Тогда уже, наверное, в Талове и свидимся.

День поисков не дал ничего, Прокоп и Владимир, а позже и присоединившийся к ним Валерий объездили всю долину, вскарабкивались на предгорья, заглядывали и на берег. Для очистки совести походили, попрыгали по плитам и валунам вдоль реки, издали глянули на заросший акацией косогор, с темнеющей поодаль лиственницей, и решили, что сюда, на открытый и отовсюду просматриваемый участок, Сашка вряд ли бы сунулся. Скорее всего, парень трусливо бежал из долины тем же путём, как и попал в неё, и, перебредя Быструху, притаился где-нибудь в тайге, а может, уже давно и чешет во все лопатки в город.

Поэтому к вечеру поиски свернули, переночевали в сторожке, а утром, с восходом солнца, начали подъём на перевал. Через двое суток на выбитой в базальте в незапамятные века тропе у белопенного створа Сучьей дыры, крепко обнявшись на прощанье, друзья расстались. Прокоп, верхом на мохнатой монголке, ведя в поводу навьюченных кожаными непромокаемыми торбами двух других лошадей, уехал вниз по течению. А два брата Антроповых и немного успокоившаяся, но по-прежнему безучастная ко всему Наталья с рюкзаками за плечами ушли вверх по течению, чтобы за недальним лесистым утёсом свернуть в гору, а оттуда и до Талова рукой подать.

Зимой, в канун нового, 1950 года, в горняцком городке Талове играли пышную свадьбу. Наталья Никифоровна Грушакова выходила замуж за Сергея Владиславовича Самсонова. О судьбе её брата Александра, пропавшего летом в горах во время альпинистского похода, ни невеста, ни гости разговора не заводили. То ли не хотели портить торжества, то ли отболело.

Эпилог

Черный как смоль, с двумя желтыми продолговатыми заклёпками выше холодных радужных глаз, блестяще-кольчатый уж распрямил закрученное в спираль гибкое длинное тулово – чулок, и предостерегающе шипя, поминутно выбрасывая свой раздвоенный влажный язычок, медленно отполз под широкие, в беловатых прожилках по тыльной стороне, листья репейника.

– Ишь ты, какой смелый! Не боится, гадина, людей, – Василий Грушаков осторожно обошёл то место на тропинке, где только что лежал уползший уж. – Раздавить бы заразу каблуком, и дело с концом.

– А кто тебе мешал? Ты же первым идёшь. – Вадим Самсонов, двоюродный брат Василия, поправил лямки рюкзака и назидательно сказал: – Вообще-то уж – змея безвредная и добродушная, главное, не наступать ей на хвост.

– Да знаю я, а будь это гадюка, давно бы размазал по тропинке.

– Вот опять и понесло тебя, Вася, за дальние моря и синие горы, – подала голос шедшая третьей Катя Шахворостова, однокурсница и девушка Вадима.

– Ладно, проехали. – Василий был старшим по возрасту и поэтому полагал, что он автоматически является и лидером их небольшой, для посторонних – туристической, а по их с Вадимом замыслу – поисковой группы. – Сейчас мы, ребята, спустимся в ту самую долину, где, по рассказам тётки Натальи, пропал мой отец. Разобьём лагерь, сегодня отдохнём, а завтра с утра начнём обследовать всю эту чёртову местность. Отсюда хорошо видать, какая она безразмерная! Да еще, поди, за эти годы всё позарастало дурбеем и стало непролазно.

– Дорогу, Вася, как говаривает наш преподаватель по истмату Рафаил Казбекович, осилит идущий. Вот и пойдём вперёд. Чего на неё пялиться, на эту долину? Всё равно она будет нашей, да, Катюша?

– Что-то вы, мужчины, не в меру разболтались. Меньше бы языками чесали – давно бы на месте были.

За четверть века в долину Теремков, как скоро сообразили ребята, ни разу не ступала нога человека. Тропинка оборвалась, как только группа спустилась со скалистого склона в пихтовый подлесок, и здесь хочешь не хочешь, а пришлось продираться вниз сквозь заросли и дебри валежника, ориентируясь на вековые деревья, возле них и трава пониже, и просветы пошире, и буреломы пореже. А когда, наконец, наткнулись в складках очередного лога на ручей, то и вовсе повеселели: теперь-то точно выйдут в низменность долины, так как бежать вверх заставить воду еще никому и никогда не удавалось. И верно, минут через пятнадцать дебри начали редеть, и впереди открылась обширная лощина неописуемого своеобразия и красоты. Схожие и по числу, и по очертаниям с дружиной былинных витязей, что отдыхая после битвы бесцельно разбрелись по крепости, пластинчатые скалистые утёсы – останцы были как все вместе, так и каждый в отдельности – изумительны в своей богатырской неповторимости.

– Ребята, я вот что подумала. – Катя отвела свои красивые серые, очарованные увиденным глаза от утёсов