— Это Джим Уоллес.

— Кто же мог сотворить такое! — ужаснулся Ирвин.

— Это дело рук женщин, — отозвался Рафи. — Возможно, они родственницы тех, кого мы захватили.

— Ну что ж, давайте позаботимся о том, чтобы свершилось правосудие, и отправимся дальше. — Ирвин нагнулся, чтобы начистить носки сапог, после чего выпрямился, развернулся на каблуках и решительным шагом направился к шести мужчинам, мальчику и женщине с младенцем на перевязи. Все они были связаны друг с другом веревкой и находились под охраной десятка солдат с винтовками. — Лейтенант, назначьте наряд похоронить тех несчастных ублюдков. И еще один наряд — вздернуть пленников. По два на каждое дерево. Подвесим их так высоко, что ни один волк не достанет. Пусть болтаются подольше: они станут наглядным уроком для каждого вороватого кровожадного дикаря, который будет тут проезжать.

Рафи счел эту затею безумием. Казнью ничего не исправить, станет только хуже, хотя куда уж хуже. И все же при виде обезображенного тела Уоллеса у Рафи внутри все скрутило от ярости, отвращения и разочарования. Он-то считал Кочиса человеком чести, однако ошибся. Вождь отдал на растерзание человека, которого называл другом.

Надругательство над телом имело особый сакральный смысл, непонятный для Ирвина с Бэскома. Апачи верили, что человек отправляется в мир иной в том виде, в котором умер. Индейцы обрекли Уоллеса на то, что его дух навеки останется обезображен.

«Да будьте вы, апачи, прокляты за это», — думал Рафи.

Солдаты принялись распутывать веревки, которыми были перехвачены ящики и мешки в фургоне.

— Коллинз, вы вроде немного говорите на испанском? — прищурился Ирвин. — Объясните этим дикарям, что их казнят в отместку за убийство наших людей.

— Но они их не убивали, — сообщил Рафи очевидный факт.

— Просто переведите то, что я сказал.

— А как вы поступите с женщиной и двумя детьми?

Судя по выражению лица, Ирвин уже был готов устроить Рафи выволочку за препирательство и вопросы, но вовремя вспомнил, что Коллинз — не солдат и ему не подчиняется.

— Будь моя воля, я бы передавил их как гнид, — бросил доктор, — но лейтенант Бэском считает, что их следует отпустить. Мне кажется, ему хочется поскорее от них избавиться.

Он даже не желал вешать трех родичей Чейса, но я его переубедил.

Рафи так и подмывало сказать: если бы здравомыслие проснулось в Бэскоме десять дней назад и он отпустил заложников на волю, всех этих ужасов не было бы. Взяв себя в руки, Коллинз направился к шестерым апачам, бесстрастно наблюдающим за происходящим. У него сложилось впечатление, что игра в карты или новая лошадь заинтересовали бы их куда больше. Перекидываясь шутками и смеясь, солдаты стали делать петли на концах веревок. Один из них забрался на облучок фургона и закинул первую веревку на сук. Теперь пленники следили за приготовлениями с куца большим напряжением, чем раньше.

Еще один солдат взял в руку поводья и потянул мулов в упряжи, чтобы подвинуть фургон и позволить своему сослуживцу перекинуть через сук еще одну веревку, в полутора метрах от первой. Затем фургон отогнали к соседнему дереву.

— Вас собираются убить, — пояснил Рафи.

Койюндадо сделал шаг вперед. Он был столь же хорошо сложен, как и Кочис, хотя уступал брату в росте и гармоничности черт лица. Рафи чувствовал исходящую от него опасность. Она ощутимо выделяла Койюндадо даже среди апачей, которые сами по себе представляли опасность.

— Де гарроте? — спросил Койюндадо и приложил ладонь к шее чуть повыше ожерелья из серебряных кончос. — Нас удавят?

— Си[55].

— Тиранос[56], — промолвил индеец.

— Они хотят, чтобы их расстреляли, — заявил Рафи, повернувшись к Ирвину с Бэскомом.

— Какая им разница?

— Дело в самолюбии. Если они умрут в петле, то целую вечность будут ходить на том свете с растянутыми шеями.

— Растянутые шеи на том свете их будут волновать в самую последнюю очередь, — отрезал Ирвин. — Расстреливать мерзких воров и убийц? Больно много чести!

Рафи перевел, хотя приговоренные по тону уже сами догадались о смысле сказанного.

— Энтонсес, данос пульке.

— Они просят виски, — перевел Рафи.

— У нас тут не питейное заведение. — Ирвин замахал руками на солдат, чтобы те поторапливались.

— Но импорта[57]. — Койюндадо со связанными за спиной руками помотал головой, словно смерть для него была не страшнее назойливой мухи. — Недавно я убил двоих мексиканцев, — добавил он по-испански, — я и так доволен.

Солдаты подвели семь лошадей из разных упряжек. Руки у апачей были связаны, поэтому солдаты помогли индейцам забраться в седла. Каждую лошадь поставили под петлю. Один из солдат вскочил на седьмую лошадь и подъехал к приговоренным. Всякий раз он делал одно и то же: накидывал каждому петлю на шею, а другой конец веревки привязывал к луке седла. Рядовой поглядывал на пленников с опаской, будто страшась, что апачи, несмотря на связанные руки, как-нибудь изловчатся и убьют его.

Когда очередь дошла до Койюндадо, индеец запел — громко и протяжно. Это было так неожиданно, что солдатик, прилаживавший петлю на шею апача, подпрыгнул в седле. Рафи мог поклясться, что Койюндадо не просто хотел спеть себе отходную, но и желал напугать паренька. Апачи любили пошутить.

Мальчику постарше было лет десять — двенадцать. Он стоял молча, а лицо его сохраняло бесстрастное выражение, совсем как у его матери и малыша в перевязи у нее на груди. Они даже не дрогнули, когда солдаты принялись стегать лошадей ремнями. Скакуны сорвались с места, оборвав песню Койюндадо. Петли захлестнули шеи приговоренных, и апачи взмыли вверх, врезавшись макушками в ветви, на которые были накинуты веревки. Лошади резко остановились, а индейцы забились в конвульсиях. Они так сильно выгибались и дергались, что задевали друг друга. Когда последний из казненных затих, солдаты привязали концы веревок к стволам деревьев.

Сержант тем временем развязал женщину и толкнул ее в спину. Рафи проводил индианку и ее сына взглядом — они удалились, даже не оглянувшись. Коллинз задался вопросом, способна ли эта женщина пытать пленника, как пытали Уоллеса ее соплеменницы. Наверняка способна. Но как она отыщет мужа, если слухи не врут и Кочис скрылся в Мексике?

Впрочем, какой смысл ломать над этим голову? У Рафи задача простая: добраться живым до форта Бьюкенен с горсткой необстрелянных юнцов. Что ж, скучать явно не придется. А потом, когда он окажется в безопасности, вернется к прежним привычкам: будет жить одним днем, стараясь при этом не погибнуть.

ГЛАВА 26

ДАР

Поскольку Чейс решил изгнать бледнолицых