Фу Байчуань рассказал: «Говорят, что на малый Новый год, если бы не сено для коня Бога очага, Сисуй не полез бы в теплушку. Как подумаешь об этом, так сердце болит! Эх, кто теперь будет взрывать петарды на открытии моих лавок».
Юй Сысин, увидев, что врач пребывает в расстроенных чувствах, подмигнул Фу Байчуаню, чтобы тот не касался трагических тем. Правитель округа поднял рюмку с водкой: «Сегодня я встречаю Новый год со старшим братом и всеми вами, это редкая удача! Уходит год под знаками „гэнсюй“, вот-вот придет год „синьхай“[57]. Давайте вместе этим прекрасным вином проводим старый год и встретим новый!»
Фу Байчуань взволнованно подхватил: «Уходит год Собаки, приходит год Свиньи, пусть исчезнет чума и явится рассвет!»
Стоило ему сделать глоток водочки из винокурни семьи Фу, как У Ляньдэ вновь ощутил ее горький аромат. Этот божественный напиток, напоминавший бушующее пламя, выбил у него из глаз слезы – как же хотелось врачу разрыдаться и освободиться от тяжелых переживаний, что горой давили на его плечи.
Выпив по первой, они налили по второй, но еще не успели поднять рюмки, как охранник окружной управы пришел с донесением, что прибыл человек из Комитета по борьбе с эпидемией и принес посланнику двора У срочную телеграмму. Договорив, он передал свернутый трубочкой документ.
У врача дрожали руки, когда он брал телеграмму. Когда он дочитал текст, то заплакал от радости. Он ведь понимал, сколько усилий приложил Ши Чжаоцзи ради слов «По высочайшему повелению прошение У Ляньдэ удовлетворить».
По выражению лица У Ляньдэ правитель округа понял, что двор дал разрешение. Он сделал глубокий вдох и потихоньку вышел из своих комнат, чтобы сходить к недавно установленному ритуальному навесу и поблагодарить духов Неба и Земли. Не успели зажженные им благовония прогореть и на дюйм, как сюда же примчался У Ляньдэ. Узнав от слуг, что правитель округа благодарит духов, он тоже пошел туда и отвесил поклон. После церемонии У Ляньдэ и Юй Сысин сели в кареты и отправились в Комитет по борьбе с эпидемией, где всю ночь распределяли силы, необходимые для сжигания трупов. Когда Юй Сысин обнаружил, что врач уже заготовил керосин, он широко раскрыл глаза и долго смотрел на У Ляньдэ, но ничего не сказал.
Стрелка часов указала на приход года «синьхай», а врач и правитель округа как раз обсуждали, кого следует пригласить для наблюдения за кремацией. Линь Цзяжуй напомнил им, что новый год уже наступил, тогда У Ляньдэ сосредоточенно прислушался, но снаружи не доносилось взрывов петард. Ему это показалось странным, и он спросил Юй Сысина, в чем дело? Правитель Юй пояснил, что из-за блокады людям нельзя перемещаться, и чтобы под шумок никто не просочился, управа объявила о запрете хлопушек. Однако безмолвие на Новый год производило удручающее впечатление. У Ляньдэ сказал Юй Сысину, что сернистый дым от петард не только убивает микробов, но и взбадривает дух. Поэтому он предложил, чтобы в первый день нового года по всему городу народ взрывал хлопушки. Правитель округа кивнул головой в знак одобрения и добавил, что они отпугивают злых духов и устраняют невезение, ему тоже не нравится безмолвный Новый год. Юй Сысин тут же решил, что управа выделит средства на закупку хлопушек и завтра же отправит людей раздавать их по дворам.
Утром первого дня, еще только поднялось солнце, как на кладбище приступили к делу люди в черных одеждах и белых масках. Они стали складывать гробы в штабеля, чтобы было удобнее их сжигать. Они работали до полудня, в каждом штабеле было по сто гробов, всего сложили двадцать два штабеля. Когда они обливали гробы и трупы керосином, на кладбище въехала вереница карет. Среди приехавших были люди из комитета во главе с У Ляньдэ, чиновники, в числе которых был Юй Сысин и начальник уезда Чэнь, консулы из некоторых иностранных государств, работавшие в Харбине, и коммерсанты вроде Фу Байчуаня.
У Ляньдэ принял из рук служащего управы горящий факел и поджег первый штабель. Языки пламени с треском взметнулись вверх. Они походили на золотистые линии кисти, которая от имени усопших из объятого огнем штабеля рисовала на бескрайней земле прощальные слова. По мере того как поджигали штабеля с гробами, все кладбище оказалось объято огнем, устремившимся в небо, вокруг растекался густой дым, и хотя все были в масках, резкий запах гари пробивался и сквозь них. Воробьи, раньше вившиеся в небе над кладбищем, исчезли все до одного, зато бесстрашно прилетели несколько воронов. Они спустились на кладбищенскую землю и, одетые в черный наряд скорбно стояли, словно провожали в последний путь несчастных усопших.
Когда Ван Чуньшэнь на своем черном коне привез на кладбище новых покойников, сожжение уже завершилось. Словно закоптившись от пламени и дыма, заходящее солнце в тот день было красного-красного цвета. Длинная вереница гробов исчезла, перед глазами возницы предстали кучи еще пышущего жаром пепла. Ван Чуньшэнь вспомнил о привезенных сюда Цзибао и Цзинь Лань, от которых даже скелетов не осталось, в отличие от У Фэнь, похороненной им своими руками и обретшей могилу для поминовения. Он не сдержал чувств, присел на корточки и разрыдался до потери голоса. Услышав плач, из хижины вышли трое могильщиков и, указывая на трупы, лежавшие в телеге, сказали, что этим бедолагам повезло, их можно будет похоронить! Оказывается, земля, опаленная кострами, стала мягкой и податливой после разморозки, и теперь можно было рыть могилы. Они знали, почему плачет возница, знали и о том, что больше всего тот переживает из-за Цзибао. Мужчины попытались утешить его: «Жена У Эра еще не старая, ты с ней заведешь еще одного сына». Ван Чуньшэнь, услышав такое и вспомнив обманувшую его косоглазую бабу, преисполнился беспросветной печали и зарыдал еще сильнее.
Вечером того же дня загремели петарды, Фуцзядянь словно ожил. Под треск взрывающихся хлопушек У Ляньдэ получил сведения об эпидемии за этот день. Умерло на пятнадцать человек меньше, чем днем ранее, за последние полмесяца число умерших первый раз пошло на спад – чудо наконец случилось! У Ляньдэ был крайне воодушевлен и немедленно набросал телеграмму Ши Чжаоцзи, сообщая эти ободряющие новости. Но его посыльный смог отправить телеграмму только ранним утром второго числа. У Ляньдэ вернулся к себе, и стоило его голове коснуться подушки, как он провалился в сон. Во сне он увидел, как возвращается в Тяньцзинь, а его жена Хуан Шуцюн с сыновьями Чангэном и Чанфу пришли на вокзал его встречать, они как будто бы только что посетили храмовую ярмарку, поэтому у старшего сына в руках крутилась под ветром разноцветная вертушка, а второй сын держал в руке изящный фонарик в виде карпа. У Ляньдэ соскучился по младшенькому шестимесячному сыну Чанмину и спросил жену, почему та его не принесла? Хуан Шуцюн со слезами ответила: «Чанмин уже обратился в масло для неугасимой лампады».
У Ляньдэ от испуга проснулся и стал вспоминать слова жены во сне, они были не к добру, и его пробил холодный пот. Он включил свет и подошел к окну. Как бы ему хотелось узреть на небе тропинку, по которой он за мгновение перенесся бы на порог своего дома в Тяньцзине!
Оконное стекло было наполовину покрыто белоснежными морозными узорами, зигзаги их силуэтов походили на сверкающие белоснежные зубы. Он подумал, что Чанмин как раз дорос до молочных зубов, может быть, у него прорезались зубки?
Ночное небо
В Фуцзядяне
