– Матушка, Марица Михайловна, вот уж ноне попалась греховодница! – заговорила она, еле переводя дух, прямо в силок так сама и сунулась.

– Ох, не таранти ты, Феона, неможется мне ноне, – сказала Марица Михайловна. – Иванушка-то и не поглядел на меня. Осерчал вовсе. Анна-то, видно, не зря на Данилушку гневалась. Вишь, на ее руку все и оборотилось. Вновь Ванюшка к ей прилепится.

– Ах-а-ах, матушка, государыня, – заверещала Феония, кабы знала ты, кабы ведала, чего усмыслила ворожея та. Ой, кабы своими ушами не слыхала, сама бы не поверила.

– Ну, сказывай уж, скорее лишь, – нехотя сказала Марица Михайловна.

– Государыня, – заговорила Феония медленно, слово за словом. – Тотчас Дунька поведет самого того басурмана в горницы Максим Максимыча, а Анна Ефимовна там его дожидает.

– Ой, да чтой-то ты! Не может того статься! – крикнула Марица Михайловна.

– Государыня, – снова заговорила Феония побыстрей, – хошь тотчас икону богородицы-троеручицы сыму, на ей заклянусь. Чтоб мне света божьего не видать николи, чтоб с места мне не сойти, чтоб скаредной смертью помереть! Своими ушами слыхала.

Марица Михайловна сидела, как пораженная громом.

– Государыня, – не унималась Феония, – коли упустишь ведьму, изведет она весь строгановский корень. А коль наведешь Иван Максимыча, – ну уж не быть ей тогда живу.

– Как быть-то, Феона? – пробормотала Марица Михайловна.

– Я, стало быть, вновь в сенях караулить стану, – сказала Феония, может, он уж там с ей колдует, я у тех дверей послухаю. Вишь, темнеть почало. Иван Максимыч, стало быть, в сени воротится, я тотчас тебя упрежу. Ты выдь да и укажи ему.

– Ну, иди, Феона, а я помолюсь тем часом Ивану юродивому, чтоб укрепил он меня во спасение.

Не успела Марица Михайловна двух молитв прочитать, как опять вбежала Феония и заторопила ее:

– Матушка, Марица Михайловна, подь скорея. Там они, греховодники. Только лишь провела его Дунька, а тут Иван Максимович с крыльца идет. К столу подошел, стал вина наливать, а я за тобой. Поспеши, государыня, не ушел бы.

Феония подхватила Марицу Михайловну под руку и потащила ее к дверям. Марица Михайловна кряхтела и охала, но послушно ковыляла через первую горницу к сеням.

В сенях было почти темно. На стене горел один фонарь. На большом свадебном столе тускло поблескивали чаши, братины, кубки. Никто в тот день не обедал, и никто не подумал убрать со стола. На лавке перед столом сидел Иван и жевал ломоть хлеба.

– Ванюшка! – несмело начала Марица Михайловна.

– Чего? – коротко отозвался Иван, не поднимая головы.

– Упредить тебя хочу…

– Вновь наговоры. Ведаю сам, чего надобно, – оборвал Иван.

– Ведаешь ли Ванюшка? – говорила Марица Михайловна. – Послухай лишь. Жонка-то твоя с Лободой колдует.

– Лжа то, матушка, – сказал Иван нехотя.

– Ох, не лжа, сыночек! Подь, сам послухай. Недалече. В Максимовой горнице притаилась с басурманом тем.

– Ну, матушка, – сказал Иван, тяжело поглядев на нее, – мотри, останный раз слухаю тебя. Не спущу. Али тебе, али ей в ответе быть. Коль и впрямь с Лободой… – Иван хрустнул пальцами. – Где, говоришь? – спросил он.

– А вот, – государь, Иван Максимыч, – подоспела Феония, – тут в дверь-то войди. Во второй они горнице. И дверь та отперта.

– Вновь ты, чернохвостая! – сказал Иван и оттолкнул ее локтем.

Он подошел к двери, открыл. В первой горнице было темно, во второй виднелся свет и слышен был тихий голос. Иван Максимыч перешагнул порог и, неслышно шагая, дошел до средины горницы. Марица Михайловна и Феония пробрались за ним.

– …затем и покликала тебя, Лобода, – слышался голос Анны, – не к кому боле…

Феония толкнула локтем Марицу Михайловну.

– … все на Ивана… один он. Ты, ведаю, дружишь с им. Оборони ты его… И казаки у тебя… боязно мне. Челобитье государю на него подали и извет у воеводы, зол он на Ивана. Ноне ж в ночь, мотри, придет. Заберет Ивана… Ох, не стерпеть мне того!.

Иван оглянулся, но Феонии уже не было в горнице. У Марицы Михайловны от страха колени задрожали, когда Иван посмотрел на нее. Но он только рукой махнул и быстро вошел в заднюю горницу.

– Воевода-то заберет? – сказал он громко. – Руки коротки!

Лобода и Анна не тронулись с места, только посмотрели на него со страхом.

– Ты чего тут сторожа мне наймовать надумала? Подь, Лобода, не надобен ты мне.

Лобода быстро вышел.

Иван посмотрел на Анну. Она стояла, опустив глаза.

– Какое челобитье? – спросил ее Иван коротко.

– На тебя дядья подали, что вотчину ты зоришь. Земли в заклад отдал. Чтоб деловую ты писал. От Пермской вотчины отступился.

– Им, что ль, владеть? – спросил Иван.

– Не, не им, – неохотно сказала Анна, – Данилке.

– Данилке! – крикнул Иван. – убью гаденыша! Ты, что ль, научила?

– Ваня! – сказала Анна с обидой, – слыхал же ты. Чего б жалеть стала, кабы сама научала?

С вами, с бабьем, и все так, – сказал Иван, – напрокудят да и в рев.

Анна молчала.

– Вишь забоялась, – заговорил опять Иван, – не робливая ране была!

Анна все молчала.

– Эх ты, баба! Неужели Степка кривой напужал столь? Отстегаю вновь плеткой, – кубарем выкатится.

– Не один Степка, – сказала наконец Анна. – Одно к одному все. Знамение тож.

– Ха! – удивился Иван. – Неужели Фомка напужал? Эх ты, Анна! А я гадал, умная ты баба.

– Не Фомка. Дьякон там один. Глас ему был в ночи в соборе.

– В соборе? – спросил Иван. – А чего сказал?

– Обличу возгласил, – убойцу!

– А! – крикнул Иван, вон чего! То ладно, что сказала мне. Aгa! Ну, не трусь, не будет боле гласа того. Так и дьякону скажи.

– Да он в обитель ушел.

– Все едино. – Иван заходил по горнице, сжимая кулаки. Аль тотчас пойти? – сказал он сам себе.

– Ваня, куда ты? – спросила Анна. – Ночь ведь. Притомился ты. Ляг – лучше, поди.

Иван остановился перед Анной.

– Про извет еще помянула, – сказал он. – Неужли Данилка посмел?

– Не, Ваня, не Данилка. В убойстве смертном… то и боязно мне. Какое убойство? Неужли вольного убил досмерти? На Москву повезут.

– Кого вольного? – спросил Иван. – Не было того. Лжа то! Отколь извет-то?

– Не ведаю. Сторож-де соборный принес воеводе.

– Сторож! – Иван вдруг схватил Анну за обе руки и уставился на нее широко раскрытыми глазами. – Ведаешь? Говори тотчас!

– Чего ведаю? Ой, Ваня, чего ты так? Боязно мне. Чего ведаю?

– Сторожа видала? – спросил еще Иван.

– Да нет, Ваня, – сказала Анна. – Ох, и я дура! – вскричала она вдруг, – не велела там Данилке сторожа спытать.