Да, на Корсике он мечтал о свободе заниматься творчеством. Не предполагал участия в политике, противоестественной его сознанию… Но разве неправильно он поступит, если станет домашним учителем для подрастающего кандидата на римский престол? Разве плохо, если философ окажется в непосредственной близости к членам императорской семьи, где зарождаются и реализуются инициативы в построении государственной системы? За такое место «под солнцем» политики обычно сражаются друг с другом в смертельной схватке! А ему предлагают наставничество, дают время для обдумывания ответа… Да, он согласится, поскольку «мудрец идёт в политику, прежде всего в государствах, где осуществляется совершенствование законодательства, и обучать других»… Но он запретит себе ввязываться в опасные для жизни дворцовые интриги…

Агриппина по лицу Сенеки поняла ответ и воскликнула с облегчением:

– Вижу, ты согласен! Тогда не будем откладывать знакомство наставника с воспитанником. – Она взяла со стола колокольчик, отозвавшийся ласковым звоном.

Вошёл Паллант вместе с щуплым подростком. Детская короткая коричневая тога открывала тонкие ноги. Взлохмаченная рыжая шевелюра выглядела так, словно её обладателя только что оторвали от возни с друзьями. Он близоруко щурил серые глаза и топтался на месте, не зная, куда деть худые руки.

– Луций Домиций Агенобарб, познакомься со своим воспитателем. Сенатор и учёный Луций Анней Сенека Младший, – произнесла мать строгим голосом. – Называй его «учитель». Слушай уроки, делай домашние задания и повинуйся указаниям. За непослушание и невыученные уроки ему позволено наказывать тебя розгами, для пользы. Ты понял меня, Луций Домиций?

Пока мать говорила, мальчик рассматривал что-то у себя под ногами; он не ответил.

– Вот и ладно! – выдохнула Агриппина и повернулась к Сенеке. – Я буду следить за успехами сына. Я очень надеюсь на твою мудрость, сенатор!

Глава двадцать пятая

Благоразумные наставления

Агриппина сознавала, что для сына одной материнской любви недостаточно. Нужен мужчина, который будет влиять на становление характера подростка, займётся образованием, воспитанием и, что не менее важно, дисциплиной. Поначалу, как во многих богатых семьях, она поручила следить за маленьким Луцием Домицием домашним рабам и слугам, а когда по воле Калигулы оказалась в ссылке, его приняла на воспитание Лепида Агенобарб, тётка по отцу.

Незамужней бездетной тётушке маленький племянник оказался не в тягость, нечто вроде развлечения в однообразии женских будней. Но Лепида вообще не имела представления о воспитании детей, тем более мальчика, поэтому компенсировала отсутствие знаний любовью и безграничной снисходительностью. В результате племянник рос эгоистом, не знакомым с самодисциплиной, неизбежно связанной с учебным процессом.

Тётя усугубила положение дел, когда наняла Луцию Домицию двух учителей, греков, рекомендованных ей как учёных воспитателей. Как позже открылось, один из них служил танцором в труппе бродячих актёров. Другой «учитель» подрабатывал брадобреем на рынке в Афинах. Пока обман открылся, подросток получил от «учёных наставников» немало уроков сомнительной нравственности. По крайней мере, в доме тётушки Луций Домиций впервые угостился чашей вина и научился играть в кости.

После возвращения из ссылки в Рим Агриппина забрала сына у сестры бывшего мужа, не забыв обвинить её, что та недостаточно уделяла внимания воспитанию ребёнка. Агриппина обещала сама себе, что ей как родной матери это удастся гораздо лучше, но вскоре поняла, что устройство личного счастья для неё всё-таки на первом месте, поэтому сыну требуется наставник.

По Риму пошли слухи, что супруга императора доверила воспитание сына одному из сенаторов и самых искусных ораторов – Сенеке, которого помнили все годы его пребывания на Корсике. Многие одобрили выбор Агриппины, что соответствовало её дальновидным замыслам. Но больше всего она надеялась, что Сенека, оскорблённый несправедливостью Клавдия за свою ссылку, будет пожизненно благодарен ей и при случае окажется удобным орудием мести императору. Имея в виду такие аргументы, Агриппина одобрила все действия Сенеки, направленные на воспитание её любимого сына, не скупилась на содержание наставника при императорском дворе.

 * * *

Сенека разместился во дворце на Палатине и первым делом собрал сведения о воспитаннике. Оказалось, что подросток был искусен в наездничестве и мечтал о карьере колесничего, громких победах во всеримских состязаниях колесниц. Наставник прикрепил к мальчику учителя по атлетике, который занимался с ним физическими упражнениями, изучал кулачный бой и греческую борьбу. Мать видела в этом проявление генов полководца Германика, поощряла занятия по военному обучению подростка. В то же время она опасалась, что увлечения сына могут разбудить дурную наследственность Агенобарба, беспутного отца Луция Домиция.

У мальчика имелось увлечение, подходящее, скорее, театральным актёрам, – подражание голосам знакомых людей. Это напоминало время, когда воспитанием Домиция занимались два грека-мошенника.

Сенека не имел детей, если не считать сына, умершего в младенчестве. Наверное, из-за этого Луций Домиций ему понравился с первого раза, а со временем наставник полюбил ученика как сына. Подросток, выросший без отца, угадал в наставнике доброго и отзывчивого человека, отчего тянулся к нему, как к члену собственной семьи. Доверие воспитанника позволяло Сенеке проводить занятия с максимальной пользой, раскрыть способности неглупого мальчика. Сенека быстро отметил сообразительность Луция Домиция и его способность не обижаться на шутки.

 * * *

Сенека понимал, что без помощников, других учителей по отдельным предметам, ему не справиться, и первым делом вспомнил об учёном греке Хайремоне из Александрии.

Начиная с правления Августа, в знатных римских семьях вместо изучения римской литературы пришла мода на греческую поэзию. Император Тиберий свободно общался, писал и даже сочинял стихи по-гречески. Клавдий до того как стать императором в совершенстве изучил греческий язык, цитировал Гомера и любил выступать с речами на греческом языке. Вот почему Агриппина поддержала Сенеку и убедила супруга пригласить из Александрии грека Хайремона, а чтобы у того не было возможности отказаться, новому учителю заранее назначили хорошее содержание и незамедлительно послали за ним корабль.

Велико было удивление Хайремона, когда во дворце римского императора он встретил улыбающегося Сенеку.

– Меня, будто злоумышленника, схватили в Библионе, посадили на корабль и привели к императору! – воскликнул старый грек. – Так вот кому я обязан! Я не успел даже попрощаться с женой и дочерьми; их у меня двое.

Сенека постарался отшутиться:

– Я виноват, уважаемый Хайремон, но дело, которое нам предстоит совершить в ближайшие годы, думаю, главнее всех дел, которые ты оставил в Египте. Если всё получится, как я задумал, нам с тобой предстоит, возможно, вырастить будущего римского императора! Представляешь, какая задача и ответственность!

Хайремон, уже не скрывая эмоций, всем своим видом показал, что рад встрече с давним другом. Обустроившись в выделенном дворцовом помещении, через несколько дней Хайремон