С последнего свидания с Робертом Траутом прошло несколько дней. Он так и не забрал свой венок, который оставил, когда сорвался на пожар.

В эти дни на крыльце дома Лаванды лежал только снег. И вскоре она узнала почему. Когда отрезала очередной кусок ленточки. Арло только что завязал последний бантик на своем венке, который ему особенно удался, и болтал о всяких «конюшенных» новостях, как вдруг сказал:

– А вот еще новость: волшебник-то уехал из Бельвиля.

Лаванда чуть не порезала палец.

– Ты имеешь в виду мистера Траута, Арло?

Парень кивнул.

Она вытащила из него все, что тот знал. Оказывается, Роберт еще за неделю заказал лошадь, сани и возницу. Арло знал, куда он едет? Нет. А когда собирался вернуться?

– Венди, я всего лишь чищу денники. Кормлю лошадей. Выполняю всякие поручения. И про мистера Траута узнал только потому, что ребята болтали в обеденный перерыв.

Закончив с венками, Арло отправился кататься на коньках с Софи.

Итак, Роберт уехал. И даже записки не прислал. Впрочем, Аллегра могла и запретить ему прощаться с Лавандой. А была еще и «дама», по поводу которой Роберт тогда у катка хотел посоветоваться. Может, именно эта дама и получила тот пакетик тысячелистника, что он купил в первый день на вокзале вместе с целой тележкой цветов. А может, теперь Роберт вернулся на ту далекую звезду, с которой упал. Лаванда надеялась, что там теплее, чем на берегах Квинте. Или, наоборот, холоднее. Она взяла отрезок ленты, оставшийся от венков, и несколько раз дернула за него, а потом рука сжалась, словно в спазме, и все дергала и дергала, не переставая. Почему ее ум бывает таким неповоротливым? Почему ей не пришло в голову, что у Роберта в Америке может быть возлюбленная или жена? Какая же она тупица, ну просто самая непроходимая дура во всем Гастингсе. Наверняка же именно из-за этой возлюбленной или супруги он и ускользнул на санях. Но почему ничего не сказал? Ведь приходил в гости. Читал стихи. Оставлял подарки на пороге. Стал бы поступать так порядочный джентльмен, у которого уже есть возлюбленная? Он так мечтал о своем доме. «Не отрекайтесь от нас». Это была просто трескучая фраза? Он вел двойную жизнь? Возможно, именно поэтому Аллегра так яростно отгоняла их друг от друга, хоть и утверждала, что он нужен ей лишь для работы. Возможно, миссис Роуз права и оба Траута не более чем искусные иллюзионисты, а Лаванда легковерная простофиля, у которой, наверное, в голове помутилось от голода и одиночества. Каждый цветок что-то сообщал. Может, и этот отъезд тоже.

«Ты очень много думаешь». Вот уж точно про нее. Щелк, щелк, щелк.

Лаванда схватила ножницы и искромсала ленту в клочки. Куда бы ни уехал Роберт Траут, Бельвиля ему не миновать, чтобы участвовать во второй мистической феерии. Лаванду охватило такое смятение, что она почти пожалела об отцовском «Бодрящем тонике», который тот оставил не дома, а в задней комнате аптеки.

Но прямо сейчас наипервейшей необходимостью было распродать все поделки. Для завтрашней ярмарки на вокзале у Лаванды было много товара. Надо натянуть на лицо приветливую улыбку и встать за прилавок: выручки от ее нынешних вечнозеленых изделий должно хватить до весны. Ну, может, еще несколько валентинок придется сделать, хотя в данную минуту до того дня торжества любви было как до Луны, и кипящий от возмущения ум Лаванды отметал всякую мысль о нем.

Кто-то с удовольствием катался, а у кого-то сердце рвалось в кровавые клочья.

Арло Снук вернулся домой с горящими глазами, разрумянившийся, насвистывая песенку.

– Эй, Венди, сюда идет буран! Глашатай все время объявлял, пока мы с Софи катались на коньках. Вопил, словно об эпидемии оспы. Дескать, нас совсем засыплет. И, кстати, снег уже пошел.

Последние слова мальчика подтверждались горками снежинок на пальто, которые теперь таяли и капали водой на пол.

На следующее утро, зайдя в сарай, чтобы нагрузить тележку своими вечнозелеными поделками, Лаванда сразу почувствовала это зловещее настроение, которое предвещает бурю. Курица не снесла ни одного яйца и вообще вела себя беспокойно, забившись в угол и хрипло кудахча.

Арло Снук собирался в конюшню. Они завтракали горячей овсянкой.

– Мне-то как ни крути, а идти надо. В метель лошади хотят есть не меньше, – заметил он. – Но ты-то, Венди, ведь не поедешь в такую погоду с тележкой на вокзал?

– А у меня есть выбор, Арло? Венков и святочных украшений я наделала на всю деревню. Это мой последний шанс.

С этим было не поспорить. Парнишка, конечно, помог бы ей, но ему уже пора было бежать. Он сгреб снег с крыльца и дорожки, время от времени поправляя шерстяную шапку, когда ветер сдувал ее. А Лаванда наблюдала за ним в окно. Затем Арно ушел.

Закутавшись и с удовольствием натянув поглубже теплую меховую шапку, Лаванда отправилась в путь с тележкой, настолько заваленной венками, бутоньерками и прочим, что за всей этой грудой с трудом видела, куда ехать, а тут еще снежные вихри заметали дорогу и слепили глаза. Тележку качало и болтало из стороны в сторону. Девушка прилагала все силы, чтобы не сбиться с пути. Суровый, хлесткий ветер задувал, словно гигант, играющий лентами, и срывал с прохожих шарфы. Не зря глашатай вопил так громко и настойчиво: приближался настоящий буран. Птицы, крутясь и преодолевая сопротивление ветра, летали в поисках укрытия.

Мимо с трудом проползли сани. От яростных порывов у лошадей подгибались ноги, а ноздри раздувались от напряжения. Лаванда свернула к вокзалу, едва не опрокинув перегруженную тележку. Подумала об Арло. По крайней мере, в конюшнях он под крышей, хотя холодно наверняка и там.

Вокзал расплывался в белой вихрящейся пелене. Теперь девушке на ум пришел Роберт Траут. Он попал в буран вместе с любимой книгой? Или предается безделью с милой дамой где-нибудь у камина? Лаванда добралась до своего торгового места, хотя могла бы поставить тележку и поближе к путям, поскольку продавцов там было мало. А те, кто был, даже не пытались подманивать или зазывать покупателей. Снаружи, на платформе, спиной к ветру,