– Я могу уловить смысл примерно четырех из этих слов, но не полное значение. – Он указал на слово «arbormore». – «Арбор» на латыни – это корень или дерево.

Я зачитала вслух мамино определение этого слова:

– «Арбормор: дерево, имеющее название, но чувствующее свою потусторонность и не поддающееся категорированию. Дерево, служащее дверью в иной мир. Волшебное дерево».

– Очень красиво, – сказал Чарли.

– Вы знаете латынь?

– Да, основы.

– Мать создала первое собственное слово, когда ей было пять. Здесь собран ее труд за многие-многие годы – в зависимости от того, когда ее работа прекратилась, а это совсем не ясно.

Он распрямил спину и потянулся, положив руку на поясницу.

– Неудивительно, что вам так хочется иметь весь словарь, – это труд всей ее жизни.

– Хотелось. В прошедшем времени.

– Утратить что-то еще не означает, что мы перестаем этого хотеть, – возразил Чарли. – Но давайте отвлечемся. После того как вы дали мне номер, я позвонил арендодателю, и он разрешил Арчи и Аделаиде забрать ваши вещи. Они привезут их сюда сегодня. Вернемся к работе с бумагами после того, как я покажу вам окрестности.

Я провела рукой по нарядному шерстяному платью Аделаиды.

– Очень любезно с их стороны. Я смогу надеть свою одежду и познакомлюсь с вашим братом.

– Он вам понравится. От него все в восторге.

Я начала собирать листы, но Чарли положил руку поверх моей, остановив меня.

– Оставьте как есть, мы вернемся и продолжим. Этой комнатой никто не пользуется.

Его ладонь по-прежнему лежала поверх моей, целиком ее покрывая. Наши взгляды опустились на соединенные руки, и тут негромкий женский голос вернул нас к реальности.

– Эй, здрасте! – Приветствие было бодрым; казалось, певчая пташка впорхнула в комнату.

Прежде чем мы повернулись, Чарли сжал мою ладонь, его большой палец проехал по внутренней стороне моей кисти. Я почувствовала волну жара и желание поцеловать его. Господи, неужели я так стосковалась, что простое касание способно свести меня с ума?

Обернувшись, я увидела стоящую на пороге женщину. Ее руки лежали на очень стройных бедрах, шляпа была щеголевато сдвинута набок, а губы с ярко-красной помадой растянулись в широкой улыбке. Она словно сошла с обложки модного журнала. Я вдруг почувствовала себя деревенской простушкой, пусть и была одета в ее роскошное платье.

– Привет, Аделаида, – сказал Чарли. – Заходи, познакомься с Кларой.

Ее взгляд пробежал по нашим соединенным рукам, и я тут же отдернула свою.

– Здравствуйте. Огромное спасибо, что позволили воспользоваться вашей одеждой и вашей комнатой.

– Ой, я рада была помочь. Бедняжка, искать с ребенком дорогу в этом ужасном смоге! Нам-то пришлось несладко, а уж каково вам!

«Она такая правильная и очаровательная. Мне такой никогда не стать».

– Да уж. Очень благодарна, что вы спасли меня от моей перепачканной сажей одежды.

Она улыбнулась, и лицо ее преобразилось. Что-то во мне побуждало угодить ей, расположить к себе.

– Ваш чемодан теперь здесь, – сообщила Аделаида. – Да и разве вы не рады оказаться тут, а не в той убогой квартире?

– Конечно. Как там туман?

– Стало намного лучше, но смог еще густой. Как он уже надоел. Я очень рада вырваться в деревню. Вам-то как удалось выбраться?

– Благодаря Кларе, которая вела нас, идя с фонарем, и ее храбрости.

Я рассмеялась:

– На самом деле это заслуга Чарли. Он привез нас сюда, а точнее говоря, спас.

– Чарли в этом очень хорош. По части помогать другим, прямо как его отец.

Аделаида с улыбкой посмотрела на него, а он отвел взгляд. В комнату проникла печаль.

Я сделала несколько шагов к порогу, потом повернулась к ней:

– Приятно познакомиться с вами. Мне нужно найти дочь. – Я вышла, ловя себя на мысли, что глупо с моей стороны было надеяться, что Чарли способен обратить внимание на меня, когда его окружают по жизни такие женщины.

Мой путь лежал в гостиную.

– Винни!

Она подняла взгляд и улыбнулась:

– Мама! Ты только погляди! Тут по телевизору показывают людей в цветочных горшках. Передача так и называется: «Люди – цветочные горшки». Ну разве не умора? Маленький Ростик ходит в гости, а Билл и Бен живут в саду.

– Живут в цветочных горшках?

– Ага. Я вот думаю, бабушкины истории классно бы смотрелись по телевизору. Все бы захотели их увидеть.

– Милая, мне нужно пойти наверх и отдохнуть немного. – Потом я обратилась к Мойре: – Вы проводите ее ко мне, как только покончите с людьми в цветочных горшках?

– Конечно, – пообещала она.

Прошмыгнув вверх по лестнице мимо рабочих и украшений, я вошла в спальню и опустилась в мягкое кресло, смущенная тягой к мужчине, с которым совсем недавно познакомилась. Это не моя страна и не мой народ. Я не могу остаться здесь, влезая в чужую жизнь и отказываясь от своей собственной. Пробыв здесь дольше, я опоздаю на корабль, а значит, пропущу вручение медали Калдекотта.

Рука еще ощущала прикосновение Чарли, я испытывала трепет, суть которого не могла определить. Я бы много отдала за блокнот и мелки, за мольберт и акварель, даже за карандаш и простой лист бумаги.

Мне нужно найти другие способы снять напряжение и страх перед неизвестностью, скоротать дни до возвращения домой.

Глава 33

Клара

Озерный край, Англия

Я сидела за столом в комнате, где из окна открывался вид на озеро, и продолжала переписывать уцелевшие мамины слова и определения, расставляя их в алфавитном порядке. Налетел легкий дождь, капли застучали по окну. На улице, на территории того, что, по словам Чарли, являлось действующей фермой, жалась к каменной ограде отара овец. Таким образом эти хитрые чертовки спасались от косых струй дождя. Я думала о том, как спасаемся мы, все равно – от дождя или от боли, о том, что эти слова были с матерью начиная с пятилетнего возраста и оставались, вероятно, единственной вещью, не покинувшей ее и не покинутой ею.

Я расставляла их по алфавиту в расчете занять голову и руки, в стремлении упорядочить беспорядок. Эта работа, простая и поглощающая, позволяла не думать о том, что происходит сейчас внизу в семье Джеймсон, о тайнах, которые унес в могилу Каллум, и о Чарли.

Я размышляла о женщине, которую, по мнению Брайана Дэвиса, он хорошо знал и которая разительно отличалась от известной нам с папой жены и матери. Вдруг та женщина, которую описал Брайан Дэвис, – склонная к безумным выходкам, подверженная пагубным приступам алкоголизма и бродяжничеству, – и была настоящей моей матерью? Могла ли она на самом деле