Первые звоночки прозвучали с докторской, которую он все-таки защитил, но года на два позже, чем она была готова и утверждена. Потом начались проблемы с публикациями и Эдик задумался над тем, чтобы сменить страну проживания. Не то, чтобы первым из той волны эмиграции, но из числа друзей и знакомых Димы С. — точно первым.

Ситуацию осложняло членство в КПСС. Нет, не самого Эдика, а его жены Аллы — она еще при учебе в институте пошла по комсомольской стезе, затем вступила в партию и вообще была больше по общественной части, чем по научной, но тоже подходящей для эмиграции национальности.

Короче, семейная пара с двумя детьми решилась подать документы на выезд, но члена КПСС точно не выпустят, и Алла написала заявление о выходе. Напомню, что Устав КПСС оговаривал только исключение из партии, а понятия добровольного выхода в нем прописано не было. Но в любом случае, «вопрос об исключении коммуниста из партии решается общим собранием первичной партийной организации».

На открытом.

И вот партсобрание в ЦНИИСК, доходит дело до заявления и партийное начальство начинает стыдить Аллу — да как же так, да вы же комсомольский активист, да в Израиль, да там агрессивная военщина, да что вы там будете делать…

Ответ Аллы вошел в анналы ЦНИИСК:

— Как что? Я вступлю в компартию Израиля и буду бороться против сионизма!

Исключили единогласно.

МЕТР ТУДА, МЕТР СЮДА…

Вносить изменения в типовые проекты жилых зданий Дима С., молодой человек родом с Арбата, начал задолго до того, как стал профессором.

Началось все в 1963 году, когда коллега Димы решил купить кооперативную квартиру. Ну как «решил» — он был удачно женат на дочери академика, недавно стал отцом, вот тесть с тещей и позаботились. Дима посмотрел на коллегу, подумал и решил тоже податься в пайщики, зарабатывал он всегда прилично.

Строили тогда много, Москва выбрасывала за старую границу города кварталы Черемушек, Перово, Измайлово, Тушино и многих других, так что выбор места был. С выбором же планировок была засада — строительство ведь типовое! И одна хрущевка отличалась от другой разве что расположением дверей. Выбрали кооператив, вступили, рядом через полгода откроют станцию метро, даже школу и детский сад достроят, все зашибись!

Только молодая жена поглядела на чертежи и говорит:

— Квартира трехкомнатаная, а санузел совмещенный!

— Ну и что, — возражает молодой муж, — главное, что отдельная!

— У нас уже один ребенок, то есть нас трое. А если еще будет?

Коллега почесал репу — в отдельной квартире в очереди, как в коммуналке, стоять неприятно, но что делать? Не менять же утвержденные съездом КПСС планы жилищного строительства. Но жена вцепилась и не отставала, вот он и пожаловался Диме на эту беду.

Поскольку от окончания МИСИ и аспирантуры оного прошло не так уж много лет, многие их соученики и приятели вовсю трудились на низовых инженерных и административных должностях в стройкомплексе столицы. И Дима навел справки — а кто персонально будет возводить вожделенный кооперативный дом? И не прогадал, строили однокурсники — и прораб, и надзиравший инженер в управлении.

Ну дальше все просто: встретились, выпили-закусили (рожденный строить не пить не может, да), покумекали над чертежами, прикинули, откуда взять лишний квадратный метр…

И стоит нынче стандартная с виду пятиэтажка, в которой 118 совмещенный санузлов, едко именуемых строителями «гавана», и два раздельных. А что две кухни вышли на метр меньше — это не так страшно, как очередь.

ТВОРЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ

Дима С., молодой человек родом с Арбата, был удачлив. И в аспирантуру попал, и эскапада с уругвайским послом без последствий прошла, и сам Михалков книжку подписал, хоть и кривился.

Однажды посреди самого лучшего в мире метро он нашел затрапезную картонную папку с акварелями — опытной рукой автор сделал зарисовки Ленинграда. Все в серо-голубых тонах, порой с прорисовкой тушью мелких деталей — ну там троллейбусные провода, и ты ды.

Нарисовано здорово, но заметно, что наскоро и небрежно — эскизики, наброски, незаконченные вещицы. Рабочий материал, в общем, подготовка к чему-то большему или просто для поддержания себя в форме. Выехал автор на этюды, а потом акварельки потерял.

Как честный человек, Дима справился в бюро находок метрополитена — нет, никто не искал. Принять папку тоже не захотели — смысл с каляками-маляками возиться? Это ж не ценности, не документы. На всякий случай Дима оставил телефон и забрал папку.

Прошла неделя, месяц, год — никто не позвонил, автор интерес к проходным наброскам не проявил, наверное, нарисовал себе еще больше и лучше. И Дима потихоньку найденное раздарил — акварельки-то симпатичные.

А потом вышло собрание сочинений Достоевского с иллюстрациями Глазунова. И смотрит Дима — а рука та же! И места те же! Только без проводов и светофоров, разумеется. Вот к чему эскизы-то были!

Оправил две последние оставшиеся картинки в рамочки, повесил на стену.

ГРЕХИ МОЛОДОСТИ

Дима С, молодой человек родом с Арбата, играл в футбол, дружил с актерами и вообще был склонен к широким загулам, отчего, например, старшее поколение Малого театра относилось к нему несколько… ммм… скептически. Нет, не осуждали — сами были молодыми, сами умели гульнуть, сами отрывались в Щелыково, но знали, что такого рода люди редко добиваются успеха в жизни.

Вопреки этому мнению Дима С. успешно закончил аспирантуру, защитился, преподавал, потом еще раз защитился, а годам к сорока пяти стал профессором и признанным специалистом в области расчета оснований. При этом он сохранил и знакомых, и отчасти привычки молодости, хоть и ограниченные влиянием третьей жены.

А Малый театр, наоборот, свои позиции терял в прямом физическом смысле. Дело в том, что Неглинку запихали в трубу, уровень грунтовых вод понизился, лиственничные сваи сгнили, а установленные в 1939 году железобетонные осадку так и не остановили…

Где-то в 80-х дело дошло до очередного укрепления фундамента, какого — должна была решить специальная комиссия. Граждане актеры, конечно, в строительных делах понимали не очень, но директор труппы весьма кстати вспомнил про Диму, хоть он уже лет десять, если не больше, в театре не показывался — пусть в комиссии будет хоть один знакомый человек!

И вот группа специалистов, включая профессора С., ходит по театру, делает замеры, устанавливает датчики, ковыряет кладку… И в какой-то момент на них из гримерок во всем своем великолепии выплывает Элина Авраамовна Быстрицкая, народная артистка СССР, кавалер многих орденов, президент Федерации художественной гимнастики и прочая, прочая, прочая.

Комиссия замирает