и даже спросил меня, не думаю ли я заменить его более способным человеком… Мог ли я уехать отсюда при таких тяжёлых обстоятельствах?».
Неудачи на фронте продолжались: немцы легко отбили Перемышль, заняли Варшаву, затем Ковно, началась эвакуация Риги.
Императрица пишет мужу в Могилёв: «Наш Друг вовремя разглядел карты и пришел, чтобы спасти тебя, он умоляет выгнать Николашу. Бог желает, чтобы твоя бедная жена была твоей помощницей. Наш Друг всегда это говорит. Господь послал его нам, и мы должны обращать больше внимания на то, что он говорит. И я могла бы тебя вовремя предупредить, если бы была в курсе дела…»
А сам «богоявленный» целитель шлёт советы короткие и наглые: «Сдали немцам Перемысли, стань главковерхом, вот те мои мысли».
И в августе Николай II отстраняет своего двоюродного дядю от командования, сам становится Верховным главнокомандующим и отдаёт распоряжение: в его отсутствие снабжать императрицу всеми бумагами по театру военных действий. Целый месяц он противился этому своему решению, но письма из столицы становились всё настойчивее. «У меня нет секретов от нашего Друга. Он рад твоим решениям. Я специально говорю с ним о твоих планах, чтобы он тебя охранял», — пишет Аликс мужу.
И он всё чаще повторяет: «Я посоветуюсь с женой».
А начальник Генерального штаба Михаил Алексеев потом жалуется военному протопресвитеру:
— Не знаю, что предпринять: сегодня мы наедине говорим с государем, а завтра это становится известным не только в Петрограде, но и немцам…
Колокольчик на иконе Николая-чудотворца в штабном вагоне государя позвякивает, хотя поезд стоит на месте. Сообщения с фронтов — хуже некуда. Генералы за спиной шепчутся: «Сидеть на престоле может, а стоять во главе армии неспособен».
Через четыре дня после вступления Николая в должность Верховного главнокомандующего противник начал наступление по всем фронтам. Ещё через день, 28 августа 1915 года, русская оборона лопнула. Армия бежала без оглядки, оставляя города и раненых. А за кого воевать? За веру? Веры нет в царя у отечества.
«В терновом венке революции грядёт шестнадцатый год», — вещал поэт.
Однажды вечером, молясь в походной церкви, государь вспомнил добрым словом покойного уже Столыпина. Пётр Аркадьевич, тогдашний глава правительства, советовал удалить Распутина как можно дальше. И это при том, что сам просил старца помолиться у постели дочери, когда та была на грани жизни и смерти. Умный человек был этот Столыпин, и совет давал честный. Честно государь и ответил ему:
— Лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы…
Колокольчик на иконе несколько раз звякнул, как бы повторяя слова императрицы: «Разве вы не знаете, что Ники родился в день святого праведника Иовы Многострадального?».
Весь следующий год, до весны семнадцатого, стал закатом Российской империи. Второго марта 1917-го в дневнике государя появится такая фраза: «Кругом измена, трусость и обман». В тот день в том же штабном вагоне Николай II подпишет манифест об отречении. Кто ему подсунул текст, сам он поставил свою подпись или её скопировали, — никто сейчас точно не скажет.
Императора повезли в Царское Село, объявив, что он посажен под домашний арест. Приказ об аресте царицы во дворец привез небезызвестный генерал Лавр Корнилов. Не дослушав его, Александра Фёдоровна зарыдала и забилась в истерике…
А икона с колокольчиком так и осталась в царском вагоне. После Гражданской войны она куда-то пропала.
Автор (из-за кулис): В военной истории России 1915 год навсегда останется позорным пятном, которое будет хрестоматийно именоваться «Великим отступлением». Армия оставила неприятелю Галицию, Литву, Польшу. Около миллиона русских солдат попали тогда в плен. Под непрерывным огнём, при почти полном отсутствии боеприпасов и медикаментов, по колено в грязи фронт отползал вглубь Российской империи. Беспросветный закат, жуть сплошная, предстояние всех святых скорбящих. Но до конца войны оставалось ещё больше двух лет.
Картина 16-я
Крёстная дочь генерала Брусилова
Действующие лица:
✓ Антонина Палыпина (1897–1992) — участница Первой мировой войны, кавалер двух Георгиевских крестов и двух Георгиевских медалей «За храбрость».
✓ Алексей Брусилов (1853–1926) — генерал от кавалерии, русский и советский военачальник.
Место действия — Восточный фронт (Русская армия).
Время действия — 1914–1916 гг.
Автор (из-за кулис): Война коснулась всех. Даже женщины пошли на фронт. Они воевали наравне с мужчинами, совершали подвиги, получали награды и ранения — и часто погибали, хотя их старались беречь в бою. В русской армии добровольно записавшихся женщин оказалось намного больше, чем у союзников или неприятелей. Великие княгини Дома Романовых поступили на курсы медицинских сестёр. Уходили добром или убегали тайком на фронт вчерашние гимназистки и девушки самых разных сословий. Подражание «кавалерист-девице» Надежде Дуровой оказалось в России массовым, хотя царь Николай II не поощрял участие женщин в войне.
ДЯДЕНЬКА смотрел на неё сурово, как строгий папаша на непутёвую дочь. Здесь, в Баку, до начала войны чужих не особо жаловали. Южный город, похожий на большой громкоголосый рынок, жил по своим законам, размеренно и неторопливо. С августа 1914-го всё изменилось. Девушка без документов, неизвестно с какой целью появившаяся — да кто она такая, не шпионка ли? Может, шахидка, немчурой завербованная?
— Так я ж говорю, ехала к сестре, — повторяла в который раз приезжая. — Издалека еду, из города Сарапула Вятской губернии. Сначала на пароходе, потом поездом, потом…
— Давай-ка, с самого начала: какой ты веры, каким именем наречена была, как жила, что делала. А уж мы потом решим твою судьбу — вред от тебя или польза какая возможна…
— Православная я, — начала девушка, не опуская взгляда. — Зовут Антонина по святцам, Тоня. По отцу — Тихоновна. Фамилия наша Пальшины, крестьяне мы. Отцу помощник был нужен в хозяйстве, а всё девки появлялись. Потом сын родился, но мать вскоре и померла. Тятька-то наново женился, а мачеха нас к столу не подпускала, отдельно ела. Росли, как трава. Лошадей я любила, а они — меня. С семи лет верхом ездила, спасибо отцу — разрешал. Голодная вечно ходила, летом чуток полегче, лес помогал прокормиться…
Не было в её словах ни просьбы, ни жалости к себе. Но дяденька молча отломил ей добрый кусок лепешки, чаю налил.
— В школе училась с удовольствием, — продолжала девушка. — У нас в деревне трёхлетка была. По всем предметам имела пятёрки с крестиком, похвальный лист получила. Учитель говорил: «Ты девочка способная, учиться дальше тебе надо». Да где там! Только занятия в школе кончились, как отец умер. Я перебралась к замужней сестре, в город Сарапул, жила там два года. Спасибо сестрице, научила меня шить — потом не