Святые угодники!

– Когда? – только и смогла спросить Лаванда.

– Да прямо сейчас, почему бы нет? Если вы не сочтете это бестактным вторжением. И не собирались заняться чем-то другим.

Что она могла ответить – что планировала приклеивать мох к бумаге? Но привести его к себе… А почему бы, собственно, и нет? Он же придет к ней в дом не как заурядный ухажер или кавалер. По его собственному признанию, Роберт намерен заняться исследованием интересного спиритического явления.

Арло Снук пропадал в конюшнях и с каждой неделей возвращался домой все позже. Лаванда никогда в жизни не оставалась в гостиной наедине с джентльменом. Миссис Роуз устраивала встречи с женихами у себя в доме или на каком-нибудь общественном мероприятии, например церковном пикнике. Но в Роберте Трауте Лаванда не чувствовала никаких неподобающих или зловещих замыслов. Ради всего святого, он же везде ходит с томиком стихов, чем он может ей навредить?

И она наконец-то подарит ему карандаш Эбенезера Вуда.

– Да, – сказала Лаванда. – То есть нет, я ничем таким особым не занята. А как же ваши… обязательства? Где ваш знаменитый работодатель?

Роберт печально рассмеялся.

– Аллегра? Отправилась по магазинам. Гонорар от последнего выступления срочно требуется потратить на новое платье.

От мысли о духовидице Лаванда прямо встопорщилась. Да что ж это такое, одни дамы получают новые платья по первому желанию, а другим их не видать, как прошлогоднего снега!

Не желая, чтобы зеваки мозолили о них глаза, а болтуны чесали языками, Лаванда сказала, что направляется домой, и посоветовала Роберту прийти к ней следом через несколько минут.

И при этом послала ему многозначительный взгляд.

– Думаю, мистер Траут, где мой дом, вы знаете?

Здоровая сторона его лица порозовела.

– Да. В деревне это выяснить нетрудно. Здешние жители весьма охотно делятся любой информацией. Что и позволило мне оставить у вашего порога стебель цветущего тысячелистника, а совсем недавно и орхидею. Я рискнул предположить, что вы любите цветы.

Вот загадка и разрешилась. Лаванда рассмеялась, и по щекам разлилось тепло.

– Сюрпризы были приятными, сэр. И не из тех же ли источников вы узнали и Арло Снука, которому дали записку после представления?

Роберт покачал головой.

– Нет, мальчика я знаю по конюшням. Нанимал коляску, чтобы купить кое-какие материалы для нашей работы.

Арло об этом не говорил, но он в последнее время вообще гораздо реже стал бывать дома. Лаванда уточнила: придя, Роберту следует обогнуть дом и войти со двора. Она отопрет заднюю дверь и его встретит.

Обговорив все, девушка поспешила домой. В гостиной не топлено и потому прохладно. Типичный ноябрь. Жаль, в кладовой не припасено печенья или пирога, чтобы угостить Роберта. Вот ведь – сердце у нее мягкое, как мох, а нервы истрепаны, как старая веревка. Лаванда собрала немного дров и щепок и в ожидании скорого гостя разожгла камин, подпалив клочком старой оберточной бумаги.

Роберт пришел, как и было велено. Девушка провела его в гостиную, заваленную бумагой и мхом. Извинилась за беспорядок.

– Присаживайтесь, сэр, – и показала на стул, сиденье которого было набито конским волосом.

Воздух в гостиной как будто слегка завибрировал.

Лаванда заварила чай и, пока тот настаивался, присела на край обморочной кушетки. «Кто-то приходит, кто-то уходит, кто-то остается». Кто-то определенно пришел. Она смотрела через гостиную на Роберта Траута, который сосредоточенно изучал пол. Гость явно медлил, возможно, слишком робея начать разговор. Но ведь он сам напросился – и на разговор, и на визит. На мгновение перед Лавандой мелькнуло ужасное видение: Аллегра в своих устрашающих сапожках и с саблей наперевес шагнула прямо в гостиную и…

Роберт Траут заговорил. Покрытая алеющими шрамами сторона лица, казалось, вот-вот вспыхнет пламенем. По его словам, он не мог больше ждать ни дня, душа жаждала попросить прощения за некрасивое поведение Аллегры на представлении. Лаванда попросила уточнить: имеется в виду, что ее назвали воровкой? Роберт подтвердил.

– О, так ведь Аллегра вела себя столь же неучтиво и когда читала для меня по чайным листьям, мистер Траут, – заметила Лаванда, разливая чай.

– Что вы имеете в виду?

– Она приказала держаться от вас подальше и, полагаю, именно потому и обвинила меня в воровстве.

Его глаза сделались беспомощными, словно лодки без руля и без ветрил среди бушующих волн душевного смятения.

– А вы, несмотря на всю эту грубость, приглашаете меня к себе и любезно согреваете прекрасным чаем и уютным теплом камина.

Лаванда глотнула еще чаю.

– Я всего лишь последовала вашему совету не отрекаться. К тому же грубость исходила не от вас.

В гостиной стало заметно теплее.

Роберт отхлебнул чаю и отставил чашку. Осмотрелся в гостиной. Глаза его затуманились, и Лаванда встревожилась. Ее гость, казалось, вот-вот заплачет. Она только раз видела слезы мужчины: отец плакал после смерти жены, пока маленькая Лаванда сидела, съежившись, на той самой обморочной кушетке.

– Сэр, я сказала что-то обидное для вас?

– Нет-нет, что вы, мисс Фитч. Просто меня покорил деревенский уют вашего жилища, его красота, тепло очага, даже эта арфа на подставке. Моя единственная мечта – иметь дом.

– Арфа принадлежала моей матери, – пояснила Лаванда. – Тому уж двадцать лет почти.

По Пиннакл-стрит прогрохотала коляска.

– Я знаю, – сказал Роберт, – и очень сочувствую. Видел на кладбище Святого Фомы и ее надгробие, и вашего отца. – Он вернулся к своей теме: – Я бы все отдал, чтобы иметь дом. Я так устал от неприкаянности, бесконечных скитаний, циркового существования. Это нелегкий путь. Люди нас то превозносят, то оскорбляют. Нас и камнями забрасывали, а Аллегру и ведьмой называли, и кое-кем похуже. Однажды меня избили в переулке. Я живу как дрессированное животное, которого гонят по беговой дорожке. А когда в тот день на вокзале увидел вашу цветочную тележку, все вдруг на минуту показалось другим. Возможным.

Лаванда взглянула на арфу и немного приободрилась.

– Кажется, я поняла, что вы имеете в виду. Похоже, Аллегра держит вас под очень строгим надзором… – Пламя в камине взметнулось вверх.

– Если Аллегра узнает о моем визите к вам, возмездие последует незамедлительно. Потому что я нарушаю ее строгие правила поведения на гастролях, которые гласят: «Заводить дружбу или шашни с местными разрешается только для получения информации, подробностей, связанных со смертями, случившимися в этих местах, или для рекламы выступлений. Никогда ни к кому не привязывайся». И,