над новенькой гейшей-американкой потому, что ее саму не воспринимали всерьез. Но со временем дела у нас пошли куда лучше, чем рассчитывали
мамы. Когда мне пришло время покинуть Японию, все говорили, что я оказала на Итиумэ хорошее влияние. Появление
младшей сестры, даже такой необычной, как я, дало Итиумэ возможность сделать новый шаг в повышении ответственности как члена сообщества гейш.
Пробыв в Понтотё год в качестве Итигику, я вернулась в Штаты и приступила к написанию работы о гейшах. Дома я очень скучала по своей новой семье, часто звонила им и писала письма. Время от времени от мамы приходили ответные послания с каракулями приписки от Итиумэ. Я страшно жалела, что полгода спустя не смогла побывать на церемонии закрепления уз родства Итиумэ с новой, уже настоящей младшей сестрой. В то время гейши Понтотё затеяли проводить тщательно подготовленные вечеринки для вовлечения в свою компанию новых учениц. Окасан прислала мне коллективное фото участников подобной встречи, на котором я нашла знакомое лицо с надменно отстраненным выражением и узнала в нем молоденькую первокурсницу по имени Мидори, которая занималась классическим танцем и собиралась стать майко.
Мидори с детства мечтала служить майко и ходить в длинном расшитом кимоно и в сандалиях на высоких деревянных каблуках с колокольчиками. Очень многим жизнь майко представляется слишком старомодной, тоскливой и полной ограничений; втайне даже некоторые майко сами придерживаются того же мнения. Но Мидори смотрела на вещи иначе, и такая жизнь была ее заветной мечтой. Владелицы чайных домиков Понтотё ставили ее всем в пример и надеялись со временем увидеть в ней великую гейшу. В беседах с мамами я часто обсуждала Мидори.
Число майко в последние годы стало угрожающе сокращаться. За пару лет до моего появления в Понтотё майко практически исчезли вовсе. Когда я приехала в общину в 1975 году, учениц было всего четыре. Мидори под профессиональным псевдонимом Ититоми предстояло стать пятой. Даже в Киото кандидатке в гейши совсем необязателен опыт майко, однако истинными гейшами считались лишь те, кто проходил весь традиционный путь обретения почетной профессии.
Настоящая мать Мидори была когда-то гейшей из близлежащих кварталов Миягава-тё, где существовала одна из шести самых известных в Киото общин-ханамати. Меня удивляло, что Мидори не стала гейшей в родном районе. Но такие вопросы не принято задавать прямо, зато их можно было обсудить с моей окасан – бывшей гейшей, хозяйкой престижной гостиницы и столпом общины Понтотё – за чашкой чая днем или закусывая после банкета в ее кабинете в доме «Мицуба».
– Ты ведь пишешь работу о гейшах, Кикуко, – сказала мама, назвав меня уменьшительным японским именем, – значит, тебе нужно знать, что такое Миягава-тё. Существует выражение «двойная регистрация» – как раз этим и занимаются участницы таких общин. Их, конечно, можно называть гейшами, но они не только танцуют для клиентов, а делают еще кое-что[3].
– Поэтому Мидори не захотела там работать? – догадалась я.
– Вообще-то, идея принадлежала ее матери, – ответила окасан. – И на мой взгляд, это правильное решение. В моем детстве, чтобы стать здесь гейшей, нужно было родиться в Понтотё, ныне же требовать такое немыслимо. Гости любят, чтобы на банкете их обслуживали майко. Мы все-таки в Киото, не в каком-нибудь захолустье: здесь саке тебе наливает молоденькая майко, такого нет больше нигде. Приезжие из Токио специально просят пригласить учениц. Но майко на всех не хватает, их теперь мало. Так что, если кто-то вроде Мидори хочет работать в Понтотё, зачем ей оставаться в Миягаве, когда она может дебютировать у нас? Подготовка и обучение здесь лучше, а клиентура классом выше.
Так, еще будучи в старшем классе второй ступени средней школы[4], Мидори покинула родной дом в Миягава-тё и поселилась в заведении «Хацуюки» в Понтотё. В шестнадцать лет она стала любимицей двух других гейш, живших там же. Итиумэ была примерно того же возраста, что и Мидори, а вторая из ее новых подруг, Итихиро, – много старше, почти на двадцать лет.
Наставницей-окасан для Мидори стала бывшая гейша, пятидесятипятилетняя хозяйка дома «Хацуюки». Как и большинство владелиц чайных домиков Понтотё, эта женщина превосходно владела этикетом, манерой разговаривать, умением держаться, навыками классического танца и музыки – всем тем, что обязана знать и уметь гейша, – и Мидори получала знания из первых рук. Уже гейшей в возрасте двадцати с небольшим лет окасан Мидори заимела своего патрона; как обычно, мужчина был значительно старше ее. Она стала его любовницей, покинула сообщество действующих гейш и обрела значительную свободу. Когда покровитель умер, она осталась с маленьким сыном на руках и скромной суммой денег, которых едва-едва хватило на покупку маленького чайного домика в том же самом Понтотё, где женщина работала гейшей и где у нее сохранились старые связи в общине. Так она пошла по второму кругу жизни гейши, руководя своим чайным домиком «Хацуюки», потихоньку обрастая собственной клиентурой и переходя к воспитанию молодых гейш. Мне нравилось бывать в ее доме, где меня всегда радушно встречало шумное и деловитое сообщество женщин. Сын хозяйки, единственный родной ей по крови человек, бывал там нечасто. Однажды я поинтересовалась, что это за молодой человек, каких тут обычно не встретишь, направился на второй этаж с видом хозяина, и меня познакомили с ним.
Сыновья и любовники
В мире гейш мужчинам принадлежит ночь, но днем полновластными хозяйками выступают женщины. Сын владелицы чайного домика был одним из очень немногих мужчин, проживающих в квартале гейш, однако старался как можно больше времени проводить со своими приятелями подальше от удушающей, как он считал, женской атмосферы дневного Понтотё.
Деловая активность здесь продолжается с шести вечера до раннего утра. Длинный и узкий, как нора угря, квартал Понтотё пылает розовыми неоновыми огнями баров и ресторанов вперемежку с более скромными одноцветными вывесками чайных домиков. На улице полно людей, из окон заведений слышатся протяжные мелодии сямисэна[5] и голоса веселящихся мужчин. К утру многие из них нетвердой походкой, поддерживаемые гейшами или хозяйками заведений, плетутся от дверей баров до такси. Клиенту – как и туристу, случайно забредшему сюда в эти часы, – Понтотё представляется особым миром, созданным для мужских удовольствий. В этом и суть: заставить мужчину чувствовать себя королем.
Мало кто из вечерних посетителей знает, что́ представляет собой этот мир днем, и едва ли догадывается, как выглядит квартал гейш, когда клиенты расходятся по домам. Даже у постоянных покровителей гейш обычно весьма туманное понятие о жизни профессиональной общины этих женщин, все члены которой тесно связаны названным родством. Владелицы чайных домиков, где