В книге много внимания уделено гейше Итигику, и на то есть свои причины. Во-первых, мне хотелось показать, как женщина становится гейшей. Всякая новенькая должна пройти курс минараи – обучения путем наблюдения в особой японской школе, куда я с легкостью поступила. Встретили меня там спокойно, потому что для всех вокруг это было совершенно естественно: раз я хочу стать гейшей, курс минараи обязателен; более того, узнав о моем намерении серьезно познакомиться с жизнью гейш, они сами рекомендовали мне пройти обучение. Превращение аспирантки Лизы Крифилд в Итигику из общины Понтотё происходило постепенно, шаг за шагом, и в главах о собственном опыте я попыталась проследить это превращение. Поэтому на вопрос о том, как гейша становится гейшей, я отвечаю на основе личных впечатлений. Конечно, случай Итигику нетипичен, но типичной гейши и не существует.

Еще мне хотелось обрисовать испытанные мною, американкой, трудности, проистекавшие из различия культурных стандартов. Однако то, что вначале пугает как странное и непривычное, в повседневности ощущается вполне удобным и уместным. Так что в конце концов по ходу учебы японское мировосприятие пришло ко мне как единственно правильное и естественное. В книге сочетаются две позиции: с одной стороны, я выступаю как человек иного мира, которому важны объяснения; с другой стороны, я смотрю на происходящее изнутри и останавливаюсь на вопросах, которые для стороннего наблюдателя могут не представлять особого интереса, но кажутся любопытными и достойными внимания с точки зрения гейш.

Эту книгу можно считать этнографическим исследованием, описанием обычаев отдельной группы людей. Но я не собиралась составлять каталог привычек и нравов гейш в разных областях Японии. Всякое описание требует отправной точки, и я хочу объяснить свою. Эту книгу можно назвать интерпретацией этнографии; я поставила перед собой цель объяснить культурологический смысл и роль людей из мира гейши, предметов ее быта и тех ситуаций, в которых она оказывается. В некоторых случаях это требовало отклонений от темы (например, по поводу японского юмора), которые на первый взгляд могут показаться не имеющими никакого отношения к гейшам. И все же к какому бы вопросу культуры мы ни обратились – будь то личность гейши Сакурако, чайная церемония или введение гейши-ученицы в сексуальную жизнь, – его невозможно рассмотреть и тем более достоверно описать вне «паутины значимости», придающей этим вещам в «мире ивы и цветов» особый смысл.

Разумеется, автор сам решает, до каких пределов следить за ходом нити этой паутины и сколько ее узлов следует распутать, а значит, фигура писателя все-таки далеко не второстепенная. Это вторая причина того, почему многие главы написаны от первого лица. В отличие от обычных работ по этнографии, где присутствие автора практически не ощущается и явления описываются как сторонний объект наблюдения, моя книга не позволяет читателю забывать, что впечатления в ней сформированы Итигику. В одних главах это более очевидно, в других – менее (один из моих друзей, знакомясь с черновой рукописью главы «Провинциальная гейша», заметил, что там представлена оценка культурной японской глубинки с точки зрения гейши из Киото), но авторская честность, если будет позволено употребить столь возвышенное выражение, требует от меня не делать тайны из своих страхов, тем более что мое становление в качестве гейши и формирование соответствующих взглядов происходили так стремительно и так необычно.

Меня часто спрашивают, с какими женщинами из другого общества можно сравнить японских гейш. Как специалисту в области антропологии, мне хотелось бы найти верный ответ, но признаюсь, что до сих пор в этом не преуспела. Причиной тому, во-первых, служит недоверие, с которым я отношусь к надуманным эквивалентам, а во-вторых, у меня нет готовой теории относительно функций гейши в Японии, которая могла бы служить базой для сравнительной культурологии. Сопоставление культурологических свойств и особенностей предполагает жесткое упрощение предмета исследований, отказ от культурных матриц для выявления единиц, пригодных для сравнения. Моя же работа шла в обратном направлении и была нацелена на выявление культурологической уникальности гейши. У нее, несомненно, немало общего с гетерой классической Античности, с корейской кисаенг, с синими чулками Франции семнадцатого века и сяошу императорского Китая. Но анализа схожести этих явлений в моей книге вы не найдете, тем более что такой цели передо мной не стояло.

У меня могут спросить, почему я не касаюсь важного аспекта проблемы гейши – ее образа и стереотипа на Западе. Представление о гейше как экзотической соблазнительнице, искушенной в искусстве ублажать мужчин по учению Камасутры, стало американо-европейским культурологическим стереотипом задолго до прибытия в Японию кораблей Перри[2]. Госпожа Хризантема Пьера Лоти и Окити Таунсенда Харриса (ни та, ни другая героиня, в сущности, гейшей не была) – классические примеры, как считалось, женщин легкого поведения, которые на Западе ассоциируются с понятием гейши. Тема волнующая, но такой подход говорит не столько о самой гейше, сколько о навязчивом любопытстве Запада к ее секретам.

Так что же значит быть гейшей? Ответов на этот вопрос, конечно, множество. У меня есть свой вариант, и я попыталась показать, что для выяснения вопроса совершенно необходимо учитывать фактор культуры.

Двадцать четыре года спустя

Когда в середине семидесятых годов я описывала гейш и их место в современном обществе Японии, моя работа превратилась в моментальный снимок целой эпохи. Гейша остается знаменосцем традиций, но жизнь в быстро меняющемся мире оказывает большое влияние на эту профессию. И может ли быть иначе? Мамы гейш, заправлявшие общинами в 1974–1975 годах, когда я ненадолго влилась в их ряды, достигли зрелого возраста до Второй мировой войны. Их опыт и виды на будущее формировались в более суровой и жестко очерченной обстановке, нежели окружение молодых гейш, которых мамы воспитывали и обучали в послевоенные годы. Руководительницы общин, о которых я пишу в этой книге, уже удалились от дел или перешли в мир иной. Молодые гейши, бывшие моими наставницами, приобрели опыт и получили власть.

С того дня, как в общине Понтотё появилась гейша Итигику, миновало двадцать четыре года. За это время заведение «Мицуба» моей мамы-гейши, стоявшее на берегу реки, снесли, и на его месте поднялось пятиэтажное современное здание, где расположены модный ресторан, бар, конторы и жилые помещения на верхнем этаже. Я была поражена, когда мама рассказала, что все это принадлежит ей. Она не была сентиментальной. Живо следя за всеми новшествами, она активно руководила работой общины Понтотё до самой своей смерти в 1992 году от сердечного приступа.

Четверть века назад появились явные признаки того, что жизнь гейши начинает идти по-новому, а ныне эта тенденция стала совершенно очевидной. В 1989