Доктор собрал инструменты, разбросанные на полу комнаты, и уложил их в саквояж. Он вынул из кармана наполовину пустой пузырек с тоником марки Кох, придающим бодрости.

– Пусть выпьет, когда проснется, – сказал он, обращаясь ко всем, кто его слышал. – Это для матери, – добавил он. – Приходится все уточнять.

Он чувствовал себя таким усталым, что глаза закрывались сами.

Прежде чем удалиться, он обещал заглянуть вечером. «Когда отойду ото сна», – добавил он. Он не помнил такой ночи с тех времен, когда, будучи юношей, мог по трое суток не смыкать глаз, помогая старикам, детям и любому заболевшему, неважно, кто это был: молодой человек, старик, мужчина или женщина. Он всегда был там, где разворачивалась очередная драма, следуя своему призванию даже больше, чем священник.

Дон Густаво проводил доктора до парадного входа.

– Сеньор Вальдес, у вас чудесная девочка. Не тревожьтесь. И помните: Господь не зря испытывает хороших людей. Он просто хочет, чтобы они стали еще лучше.

Доктор имел в виду добрую славу о сеньорах Вальдес. Весь городок Пунта до Бико очень их уважал: они были лучшие владельцы собственности, великодушные люди и единственные, кто не выставлял напоказ свое огромное состояние, как прошлое, так и настоящее. Но особенно, причем уже давно, все отмечали их чувство справедливости. Только этим объяснялось, что на протяжении многих лет местные жители, трудившиеся на их землях, не воровали. Или воровали совсем немного. А в этом и заключается особенная форма честности.

– Не понимаю, о чем вы, – ответил сеньор.

Дон Густаво, который не переставал думать о родах Ренаты, воспринял происшедшее как отзвук своего греха и опасался, что Господь послал его семье это испытание в качестве предупреждения. А возможно, доктор что-то узнал и рассказал дону Кастору, священнику, а священник, отличавшийся болтливостью, волей-неволей проболтался кому-нибудь из прихожанок своего прихода, а то и сеньорам Сардина, и тогда может статься, что те используют полученную информацию, чтобы разрушить его брак и подмочить его прекрасную репутацию.

– Идите, поспите. Вы очень осунулись.

Дон Густаво проводил взглядом доктора Кубедо, пока тот не исчез в темноте ночи со своим саквояжем и в одежде, которая так до конца и не высохла. Собаки сеньора Вальдеса приблизились к нему несколько растерянные, поскольку в этот час хозяин никогда не появлялся, и стали тереться о его лодыжки. Он закрыл дверь и, обернувшись, увидел у подножия лестницы Маринью. Рядом стояла Исабела с его дочкой на руках.

– Сеньор Вальдес, малышка уже пососала грудь и успокоилась, но через несколько часов она снова захочет есть. Надо, чтобы кормилица осталась в замке на ночь. Если это не помешает…

– Да, так будет лучше, – согласился он. – Дай-ка мне на нее взглянуть…

Он подошел к Исабеле и поцеловал новорожденную в лоб. От ребенка пахло расплавленным железом и миндальным семенем. Терпкий запах запекшейся крови.

– Исабела, приготовьте одну из дальних комнат и идите отдыхать. И прежде всего откройте окна, пусть комната наполнится лимонным запахом самшита. От девочки пахнет колесными спицами.

Исабела поднесла ребенка к носу. Обнюхала.

– Хорошо, сеньор. Я приготовлю колыбельку.

– И давайте дадим отдохнуть сеньоре. Наверняка она совсем скоро уже сможет ухаживать за дочерью.

– Все сделаем. Что-то еще?

Дон Густаво удалился, не ответив.

У дверей супружеской спальни он снял обувь. Стараясь не шуметь, он тихо открыл дверь, хотя в этом не было необходимости, поскольку донья Инес была в том же состоянии, в котором ее оставили. Он стоял возле кровати и плакал, не вытирая слез. Губы доньи Инес были искусаны от боли, слипшиеся от пота волосы разметались по подушке, руки скрывала простыня. Он откинул покров и вдруг почувствовал стыд, увидев ее обнаженной и с опавшим животом. По крайней мере, ее отмыли от крови.

Он раскурил сигару, которую нашел на террасе, на круглом столике, где лежала пачка газет: он обычно просматривал их перед сном.

Стоило ему закрыть глаза, как он тут же слышал голос своего деда, дона Херонимо, хриплый от рома и кубинских сигар, и его последние слова:

– Я вернусь в Испанию, в мою провинцию, на мою террасу, которую вижу в час сумерек, где я и умру вместе с солнцем.

Его обещаниям не суждено было сбыться, старик так и не вернулся с Кубы, куда он эмигрировал из-за доноса сеньоров Видаль Кирога, более известных как сеньоры Сардина. С деда все и началось.

Дон Херонимо был первым из семьи Вальдесов, разбогатевшим на морских перевозках соли от копей в бухте Кадиса до берегов Галисии. В начале XIX века консервирование сардин требовало немереного количества соли, и дон Херонимо учуял прибыль раньше других. Сеньоры Сардина, каталонцы, жившие на берегах Атлантики, стали его лучшими клиентами. Соль требовалась и в других местах, но надо признать: Видаль Кирога делали свое дело лучше остальных. Они занимались уловом, используя новые технологии, и усовершенствовали процессы соления и обработки рыбы. Это позволяло им консервировать рыбу на более длительные сроки и быстро продавать на всем пространстве от юга Франции до Ближнего Востока и от Барселоны, через Средиземное море, до пределов Италии.

Сеньорам Сардина требовалась половина фанеги соли для засолки тысячи сардин.[2] Доходы дона Херонимо росли и росли, и он все больше и больше вкладывался в судоходство, чтобы обеспечить разнообразные пути доставки. Дошло до того, что он перевозил до тридцати тысяч кубометров соли, а это предполагало около сотни мест доставки в год. В семье тоже все множилось и нарастало. Одежда. Разные прихоти. Книги, приходившие в провинцию. Предметы искусства. Драгоценности для бабушки дона Густаво, доньи Соле Гусман. Светильники, украшавшие их первый дом и продолжавшие светить в гостиных замка. Именно тогда и именно благодаря соли первые Вальдесы купили замок в Пунта до Бико у одного разорившегося идальго, и дон Херонимо не накинул ему ни одного реала, поскольку у того оставалось еще много чего даже после того, как он потерял все.

Замок был всем известен как обитель Святого Духа, поскольку он возвышался на холме, имевшем это название. К нему вела тихая грунтовая дорога, обсаженная каштанами, придававшими ей сияющее величие. Дона Херонимо покорили толстые стены замка из гранита, обработанного в каменоломнях Винсьоса. В тех местах, куда солнце редко попадало, особенно в течение многих зим, стены, не избалованные его теплой лаской, покрывал мох.

Ничто не предвещало беды, а может, просто так казалось, но только ситуация изменилась из-за последующих войн и нападений французских корсаров, из-за которых море превратилось в опасную территорию; дошло до того,