— Не волнуйся, дорогая, — сказал Хискок. — Шериф ищет то, чего здесь нет.

Хорнбима немного обеспокоило, насколько уверенно он это сказал.

Миссис Хискок посмотрела на шерифа Дойла.

— Вы устраиваете ужасный беспорядок.

Дойл открыл рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, не смог придумать, что, и просто снова его закрыл.

— Возвращайся на кухню, — сказал Хискок жене. — Покорми Эмми завтраком.

Миссис Хискок помедлила, явно недовольная тем, что ее выпроваживают, но через мгновение исчезла.

Хорнбим огляделся. Женщина была права, в мастерской начинался беспорядок, но, что важнее, они не нашли ничего подрывного.

— В основном календари, — сказал Дойл. — Коробка с листовками для театра, все о предстоящих спектаклях, и рекламный проспект нового магазина, торгующего изящной посудой.

— Теперь вы удовлетворены, Хорнбим? — спросил Хискок.

— Олдермен Хорнбим, для вас.

Он боялся, что это будет унизительно. Упрямо он сказал:

— Оно где-то здесь. Обыщите жилые помещения.

Они прошли по первому этажу, ничего не найдя. Дом был обставлен удобно, хоть и дешево. Хискок и его жена внимательно наблюдали за обыском. Наверху были три спальни, плюс чердачная комната, вероятно, для служанки. Сначала они вошли в то, что было очевидно супружеской спальней, где большая двуспальная кровать все еще была не заправлена, завалена пестрыми одеялами и скомканными подушками. Когда Дойл обыскивал комод миссис Хискок, она саркастически спросила:

— Нашли что-нибудь интересное для вас среди моего белья, шериф?

— Не беспокойся, дорогая, — сказал Хискок. — Их послали по ложному следу.

Но в его голосе прозвучала дрожь страха, и Хорнбим подумал, что обыскивающие, возможно, близки к открытию.

Они ничего не нашли ни в шкафу, ни в сундуке для одеял. У кровати лежала большая Библия в коричневом кожаном переплете, не старая, но сильно зачитанная. Хорнбим поднял ее и открыл. Это был стандартный перевод короля Иакова. Он пролистал страницы, и из книги что-то выпало. Он наклонился к полу и поднял это.

Это была шестнадцатистраничная брошюра, и заголовок на обложке гласил: «Ответ архидьякону Пейли».

— Ну-ну, — с удовлетворенным вздохом произнес Хорнбим.

— В этом нет ничего подрывного, — сказал Хискок, но он побледнел. С отчаянием в голосе он добавил: — Это пособие для изучения Библии.

Хорнбим открыл брошюру наугад.

— Страница три, — сказал он. — «Преимущества Французской революции». — Он поднял глаза, его губы скривились в усмешке. — Скажите мне, пожалуйста, где в Библии мы находим упоминание о Французской революции?

— В Книге Притчей, глава двадцать восьмая, — без колебаний ответил Хискок и процитировал: — «Как рыкающий лев и голодный медведь, так и нечестивый властелин над бедным народом».

Хорнбим не обратил внимания, но продолжал изучать брошюру.

— Страница пять, — сказал он. — «Некоторые преимущества республиканской формы правления».

— Автор имеет право на свое мнение, — сказал Хискок. — Я не обязательно согласен со всем, что он говорит.

— Последняя страница: «Франция — не наш враг». — Хорнбим поднял глаза. — Если это не подрыв наших вооруженных сил, то я не знаю, что это. — Он повернулся к Риддику. — Я думаю, он был застигнут с подстрекательскими и предательскими материалами. Что вы думаете?

— Я согласен.

Хорнбим снова повернулся к Хискоку.

— Двое судей признали вас виновным. Измена — преступление, караемое повешением.

Хискок задрожал.

— Мы выйдем, чтобы обдумать наказание. — Хорнбим открыл дверь и придержал ее для Риддика. Они вышли на площадку, и Хорнбим закрыл дверь, оставив шерифа и констебля с Хискоками.

— Мы не можем повесить его сами, — сказал Риддик, — и я не уверен, что суд присяжных признает его виновным.

— Согласен, — сказал Хорнбим. — К сожалению, нет доказательств, что он печатал или иным образом распространял этот яд. Возможно, брошюры уже отпечатаны и спрятаны где-то в тайнике, но это не более чем догадка.

— Значит, порка?

— Это лучшее, что мы можем сделать.

— Дюжина ударов, пожалуй.

— Больше, — сказал Хорнбим, вспоминая, с каким презрением Хискок произнес: «Это знает любой дурак».

— Как вам будет угодно.

Они вернулись в комнату.

— Ваше наказание будет легким, учитывая ваше преступление, — сказал он Хискоку. — Вас выпорют на городской площади.

Миссис Хискок закричала:

— Нет!

— Вы получите пятьдесят ударов плетью, — с удовлетворением произнес Хорнбим.

Хискок пошатнулся и едва не упал.

Миссис Хискок истерически зарыдала.

— Шериф, — сказал Хорнбим, — отведите его в кингсбриджскую тюрьму.

*

Спейд был за своим станком, когда в его мастерскую ворвалась Сьюзен Хискок — без шляпы, ее темные волосы промокли от дождя, большие глаза покраснели от слез.

— Они его забрали! — сказала она.

— Кто?

— Олдермен Хорнбим, сквайр Риддик и шериф Дойл.

— Кого они забрали?

— Моего Джерри… и его собираются выпороть!

— Успокойтесь. Пойдемте ко мне в комнату. — Он провел ее через дверной проем. — Садитесь. Я заварю вам чаю. Сделайте глубокий вдох и расскажите мне все.

Она рассказала ему все, пока он ставил чайник на огонь и готовил чайные листья, заварник, молоко и сахар. Он сделал ей чай очень сладким, чтобы придать ей сил. То, что она рассказала, его встревожило. Хорнбим действовал против Сократовского общества, несмотря на все предосторожности Спейда.

Когда она закончила, он сказал:

— Пятьдесят ударов! Это возмутительно. Это же не флот.

Пятьдесят ударов были не наказанием, а пыткой. Хорнбим хотел запугать людей. Он был фанатично настроен помешать рабочим Кингсбриджа заниматься самообразованием.

— Что мне делать?

— Вы должны навестить Джерри в тюрьме.

— Мне позволят?

— Я поговорю с тюремщиком, Джорджем Гилмором, его зовут Гил. Он вас впустит. Просто дайте ему шиллинг.

— О, слава богу, я хотя бы смогу увидеть Джерри.

— Отнесите ему горячей еды и кувшин пива. Это поможет поддержать его дух.

— Хорошо.

Сьюзен выглядела немного бодрее. Возможность что-то сделать для Джеремайи придала ей сил.

Теперь ему предстояло усугубить ее горе.

— Ему также понадобятся старые штаны и широкий кожаный ремень.

Она нахмурилась.

— Зачем?

Это нужно было сказать.

— Штаны будут изорваны в клочья плетью. Ремень нужен, чтобы защитить почки. — Некоторые мужчины после этого неделями мочились кровью. Некоторые так и не восстанавливались.

— О, Боже, — снова заплакала Сьюзен, теперь уже тише, от горя, а не от паники.

Спейд задал вопрос, который тяжким грузом лежал у него на душе.

— Они сказали, кто донес на вашего мужа?

— Нет.

— Хоть какой-то намек?

— Нет.

Спейд кивнул. Это должен был быть кто-то из комитета. Было два-три варианта, но наиболее вероятным ему казался Альф Нэш. Было что-то скользкое в этом молочнике.

«Я выясню», — мрачно подумал он.

Сьюзен едва ли заботило, кто был предателем. Она думала о своем муже.

— Я отнесу ему рагу из бекона с бобами, — сказала она. — Его мать готовила ему такое. — Она встала. — Спасибо вам, Спейд.

— Передайте ему мой лучший… — Спейд не знал, как закончить фразу. Привет? Пожелания? Благословения? — Мою лучшую любовь, — сказал он.

— Передам.

Она ушла, все еще убитая горем, но теперь более спокойная и решительная. Спейд вернулся к своему станку и обдумывал новости, работая на машине. Если Сократовскому обществу в будущем понадобятся печатные работы, ему придется использовать другую типографию, недосягаемую для кингсбриджских судей, вероятно, в Комбе.

Он не успел много сделать, как его снова прервали, на этот раз его сестра Кейт, в холщовом фартуке с воткнутыми в него булавками.

— Можешь зайти в дом? — спросила она. — К тебе пришли.

— Кто?

Она понизила голос, хотя поблизости никого не было, кто мог бы услышать.