Certified Public Accountant (СРА), то есть работать не на дядю, а самостоятельно оказывать бухгалтерские услуги. Дело там весьма распространенное, мелкий бизнес поголовно существует без собственных бухгалтеров, всю налоговую/финансовую отчетность делают такие вот аутсорсеры-СРА. Практика поработать несколько лет рядовым бухом, потом подучится, освежить знания, сдать экзамен и получить лицензию там в порядке вещей.
Вот и пошла Лиза на курсы подготовки к этим самым экзаменам. Помимо нее — еще куча американцев, все с бухгалтерским опытом и практикой, сидят, знания впитывают и задачи решают.
И по ходу дела встречается в упражнениях необходимость умножать ровные тысячи, скажем, 15000 на 25. Лиза, дабы пальцы зря на калькуляторе не бить, набирает 15 × 25, получает 375 и в ответе пририсовывает справа три ноля. Соседка ее «по парте», которая проработала бухом уже лет 10, из них года четыре старшим бухом (рулила группой из 5 человек), смотрит на это дело и говорит:
— Так нельзя.
— Почему?
— Надо полностью набирать.
— Зачем?
— Чтобы правильный ответ получить.
— Так у меня правильный и получился, у тебя сколько вышло?
— 375000.
— И у меня 375000.
— Это сейчас так, а если другие цифры будут?
— Ну ОК, давай другие.
Умножают — Лиза без нулей, американка с нулями — результаты одинаковые.
— Все равно так нельзя!
Ладно, думает Лиза, сейчас-сейчас, калькуляторы у нас 12-разрядные, на тебе, варяг незваный!
— Хорошо, а вот умножь 123456789000000 на 5.
Американка начинает тыкать в кнопки и на четвертом ноле затыкается — дисплей кончился. Отменяет операцию, вводит по новой… затыкается… опять по новой… поднимает полные ужаса глаза:
— Не влезает…
МЕДСЕСТРА, НЬЮ-ЙОРК, 1993
Та же самая Лиза, жена моего товарища, решила малость приболеть, что-то у нее в боку кольнуло или в ухе стрельнуло, неважно. А поскольку дело происходило во городе во Нью-Йорке, отправилась она к американским докторам, те назначили ей тесты-анализы-исследования, я в этом не копенгаген.
Короче, нужно было прям с утра, как встал, первым делом явиться в госпиталь и сдаться медсестре. Самое же печальное — необходимость проведения исследования даже не на пустой желудок, а на сухой, то есть с утра нельзя ни чаю, ни сока, ни даже зубы почистить, вааще ни капли, потому как попавшая в организм вода весь результат попортит. Ну вот представьте, просыпаетесь вы и не умывшись, не жрамши, не пимши, едете в госпиталь с одной только думой — жахнуть бы кофейку, а низзя.
Приезжает Лиза в госпиталь, встречает ее дипломированная медсестра (на всякий случай поясняю, что «медсестра», то бишь Registered Nurse в Америке — это специалист уровня бакалавра, медицинская школа, три-пять лет обучения, экзамен на лицензию, все такое, уважаемая профессия), открывает шкафчик и подает некую медицинскую суспензию. Ее Лизе надо заглотнуть, без этого исследование невозможно. Шкафчик самый обычный, не холодильник, а у американцев есть своего рода пунктик — все «негорячие» напитки употреблять либо охлажденными, либо со льдом. И дипломированная медсестра, никак не в первый раз готоваящая пациента к исследованию, извиняется:
— Суспензия совсем теплая, хотите, я вам льда в нее добавлю?
— Ой, а можно не льда, а хотя бы пару глотков теплой воды?
— Что вы, ВОДУ вам никак нельзя!
СЛУЧАЙНОСТИ, ГОВОРИТЕ?
One digit away
Сижу это я как-то раз дома, никого не трогаю, мирно починяю примус. Раздается телефонный звонок:
— Здравствуйте, Изяслава Перепетуевича можно услышать?
Сочетание имени-отчества не самое частое и что характерно, я человека с таким сочетанием знаю.
— Простите, — переспрашиваю — а по фамилии как?
— Имяреков.
Оппа, и фамилия совпадает, ФИО моего одноклассника. Тут у меня в голове ум за разум начинает заходить — с чего это Славе звонят ко мне домой? Может, мы когда-то давным-давно где-то были вместе, кому-то наши телефоны записывали, их перепутали — в общем, рой предположений. А Славу я к тому времени не видел уже лет 5, если не больше, потому я говорю:
— Вы трубку, пожалуйста не кладите, так как я такого человека точно знаю, но я не он, а позвонили вы ко мне в квартиру.
— Ой, а я в школу звоню, он там директор…
Теперь точно никакой ошибки, совпадает и профессия, Слава педагогический заканчивал.
— А где вы номер телефона взяли?
— Да в объявлении, там еще один указан.
Итого: в объявлении была ошибка. Причем такая, что превратила его рабочий номер в мой домашний — они отличались на ОДНУ цифру. А школа, где Слава директорствовал, от меня через дорогу, метров 400.
Созвонились, встретились.
Опять близнецы О’Флаэрти напились!
В заграничных странствиях мы всегда по мере возможностей стараемся навестить друзей-приятелей, живущих поблизости от наших маршрутов. В Майами же у Миши жил старинный приятель Леня, к которому мы и отправились. Ну, то-сё, сцены массового братания, Миша с Леней вспоминают минувшие дни, Леня в какой-то момент упоминает, что жил в Измайлово.
— О! — говорю, — и я тоже! А где?
— На Сиреневом бульваре.
— Офигеть! Я — Сиреневый, дом надцать!
— Не может быть! Я тоже в надцатом! А корпус какой?
— Третий, подъезд шесть…
— Ну надо же — а я в пятом!
Так вот на другой стороне планеты сосед сыскался — мы-то по малолетству друг друга почти не помнили, а родители наши, как оказалось, неплохо друг друга знали.
КОЗЬЯ МОРДА
Официальным спортом нашей школы был баскетбол, неофициальным — туризм. Не так, чтобы приехали на машинах, разложили столики, денек позагорали и обратно, а честный хардкор — 30 кило на загривок (40 если тащить байдарку) и вперед, неделю-другую без цивилизации, вплоть до 3-й категории сложности.
Впрочем, чтобы взяли в категорийный поход, нужно набраться опыта на мяконьком, значок «Турист СССР» получить, снарягу подобрать и все такое. Потому класса с восьмого мы активно ходили по Подмосковью — обычно приезжали по одной железной дороге и топали до другой, например от Яхромы до Хотьково или от Чехова на Михнево и ты ды.
Но поскольку все оформлялось официально, а мы еще не вышли из нежного возраста, с нами в тех походах обязательно присутствовал кто-нибудь из старших — родитель, пионервожатый, студент-практикант, а то и учитель. Особенно любил с нами ходить физик, коему на тот момент едва-едва стукнуло двадцать пять лет, хотя нам он казался глубоко взрослым, в особенности из-за его густой черной бороды.
Буйство натуры у нас во многом