Мозес Поллард едет на любимом жеребце своего отца. На нем лучший его воскресный костюм, в руке букет ярко-красных ягод сумаха, на лице глупая ухмылка.

– О господи, – шепчу я.

Перси сильнее вцепляется в калитку; я слышу, как его когти царапают дерево. С лап его свисают все двенадцать дюймов пут и раскачиваются туда-сюда, пока сапсан наблюдает за подъезжающим Мозесом.

Мозес тоже заметил птицу; он останавливается в десяти футах от калитки. Его лошадь нервно пританцовывает.

– Ты не проезжал мимо Эфраима, пока ехал сюда? – спрашиваю я.

– Нет.

Мозес спешивается, неловко держа букет в одной руке, а другой подбирает поводья. Он откашливается, не понимая, что делать, раз отца Ханны, как оказалось, дома нет. Такого он явно не ожидал.

Перси тем временем не терпится; он громко кричит, качая головой.

– Он голоден, – объясняю я.

На мгновение Мозес тревожно распахивает глаза; я осознаю, что он воспринял это так, будто я могу натравить птицу на него.

– Ханна! – кричу я и сжимаю губы, чтобы не засмеяться при виде того, как побледнел Мозес. О, каким нежным становится сердце мужчины, когда он вырывает его еще живым из своей груди и кладет к ногам женщины.

Когда моя дочь появляется в дверях, я говорю:

– У тебя гости. И пришли мне Сайреса с одним из тех петушков. Перси проголодался.

При виде Мозеса Ханна заливается счастливым румянцем. Она улыбается ему, он отвечает тем же, и я понимаю, что все пропало. Свадьбы ждать не позднее чем через год.

– А отец дома? – спрашивает она, глядя на сапсана.

– Не знаю. Но мне нужно вернуть Перси в его выгородку.

Ханна скрывается в доме и через минуту возвращается с Сайресом, который держит за горло ощипанного петушка.

Он улыбается и покачивает тушкой. По насмешливому блеску в его карих глазах я чувствую, что Сайрес не прочь кинуть ее Мозесу и посмотреть, что будет. В конце концов, Ханна его младшая сестренка, не может же он позволить ее ухажеру расслабиться.

При иных обстоятельствах я бы даже позволила ему подразнить Мозеса.

– Брось тушку к калитке, а то он сейчас на тебя кинется, – говорю я Сайресу.

Петушок с влажным шлепком приземляется ровно туда, куда целился Сайрес. Я подаюсь назад, а Перси слетает с калитки и вцепляется в свой обед прямо на тропе.

– Мозес, может, вы с Ханной и Сайресом пойдете выпить чаю? Я отнесу Перси на лесопилку и скоро вернусь.

– Конечно, мистрис Баллард, – говорит Мозес, привязывает поводья и пробирается через калитку. Он осторожно обходит сапсана, стараясь не смотреть на его обед, и идет за моими детьми в дом. Вот обязательно надо было прийти в такой день, когда просто невозможно соблюдать приличия! Ну, зато им будет что в будущем рассказать своим детям. Я потихоньку оставляю их и иду смыть кровь с рук.

Мне не стыдно признаться, что я затягиваю с тем, чтобы забрать Перси. Я надеюсь, что вот-вот подъедет Эфраим и освободит меня от этой обязанности. Но его нет, и из леса не слышно стука копыт. С каждым мгновением становится все тише и холоднее.

– Придется поговорить об этом с твоим хозяином, – говорю я, стягивая шаль с плеч. Это недостаточная защита, но лучше, чем ничего, и я обматываю ее вокруг левого предплечья. Чтобы раздробить мне руку, Перси достаточно всего раз сжать свои жуткие когти. Он в состоянии продрать плоть и дойти до кости. Но ведь Эфраим не зря его учил? Напоминая себе об этом, я задерживаю дыхание, закрываю глаза, отворачиваюсь и вытягиваю левую руку вбок под прямым углом. Как только я довожу движение до конца, в лицо мне ударяет волна воздуха и бьющих крыльев.

* * *

Дверь в выгородку Перси я открываю ногой. Он меня все-таки не поранил. Скорее всего, потому, что я все сделала точно как Эфраим – тысячу раз видела, как он это делает. Стоило Перси обрести равновесие у меня на левой руке, я просунула пальцы правой ему между лап, прямо над когтями, и приподняла его. Потом оставалось только закрепить путы и дойти до лесопилки, держа сапсана на вытянутой руке.

Эфраим так и не появился. С каждой минутой у меня все сильнее сосет под ложечкой. Все страхи и тревоги, которые я гнала от себя последние две недели, набегают волна за волной и становятся все сильнее. Но я не могу сейчас дать им воли. Мне надо подготовиться к поездке в Вассалборо во вторник. И как следует принять молодого человека, который пришел ухаживать за моей дочерью.

Наверное, поэтому я не сразу замечаю очевидное. Слишком много всего происходило одновременно. Но наконец, уже сажая Перси в выгородку, я вижу.

Эфраим привязал к лапе Перси записку:

Увидимся в суде. Привези книгу.

Вассалборо

Среда, 23 декабря

Я сижу на кровати в комнате, которую сняла на чердаке таверны «Силвер-стрит» в Вассалборо, и разворачиваю записку Эфраима, потом снова сворачиваю. Провожу ногтем большого пальца вдоль линии сгиба, при этом протирая бумагу. Почерк у Эфраима аккуратный и четкий, буквы на идеальном расстоянии друг от друга и выписаны твердой рукой. Я восхищаюсь их красотой, точностью каждой элегантной линии и изгиба. Мой муж верит, что почерк человека есть свидетельство его характера.

Слушания начнутся меньше чем через час, но Эфраима все еще нет. Я приехала вчера в одиночку – решила не ехать с Фостерами, чтобы дать себе время и возможность подумать. В Вассалборо я прибыла к закату и думала, что муж уже меня ждет. Его не было, так что я не стала ужинать и рано легла. Мне хотелось как следует выспаться.

В животе у меня бурчит, но от одной мысли о еде подташнивает. Я причесываюсь, надеваю свое лучшее платье, зашнуровываю ботинки и убираю дневник в кожаную сумку, потом наконец выхожу из комнаты. Осторожно спускаюсь на три пролета вниз, глядя, куда ступаю, – на лестнице полутьма. Завтракать не иду, но, проходя через большой зал, беру из миски на одном из столов мягкое сморщившееся яблоко и направляюсь в конюшню за таверной, где поставили на постой Брута. Там почти так же темно, как на лестнице, и по пути к его стойлу мне приходится обходить кучи навоза. Я бросаю взгляд по сторонам – Стерлинга нигде нет.

– Где же ты? – шепчу я себе под нос.

Брут тихонько ржет, когда я подхожу, и выглядывает из стойла. Протягиваю ему яблоко на ладони, и он берет его зубами.

– Не кусай никого, пока меня не будет, – говорю я и ласково глажу его нос.

Еще мгновение я стою с закрытыми глазами. Запах соломы, лошадей и навоза меня успокаивает. Он напоминает о доме и придает мне сил.

– Да, я тяну время, – говорю я Бруту. – Иногда приходится делать то, чего боишься.

Он смотрит на меня немигающими карими глазами. Не сочувствует. Потом фыркает, обдавая мне лицо теплым воздухом.

– Ну и ладно, можешь вести себя как осел.

В отличие от Хэллоуэлла, все судебные заседания в Вассалборо проходят в Доме собраний – длинном прямоугольном одноэтажном здании, которое служит одновременно церковью, залом суда и клубом. Он стоит прямо через улицу от таверны, и как только я выхожу на улицу, я вижу,