– Вот это амбре, – зажимая нос рукой, проворчал порученец.

– Это что ещё за клещ там свой голос подаёт? – раздалось из угла. – Ещё и ругается, сволочь.

– А это, Вася, клещ из штаба по чью-то душу припёрся, – злодейски сверкая глазами, пояснил Фёдор. Он как раз наматывал на ноги портянки, издающие то самое амбре. – Им там, штабным, кровати подают панцирные да бельё с иголочки. Оне,

друг ты мой, благородных кровей. Нашего благовония не понимают. Тебе чего надо, убогий?

Тот от такого радушного приёма быстро умерил свой пыл. Он знал, что штабных в окопах не жалуют и за неловко сказанное словцо можно и по физиономии схлопотать. Очень даже запросто.

– Сержанта Селивёрстова к лейтенанту Самохину, – выпалил неосторожный на язык порученец и тут же выбежал из землянки.

– Так и знал, – проворчал Фёдор. – Эти захребетники ничего хорошего не притащат. Держись, командир. Я слышал, что этот товарищ из СМЕРШа та ещё гнида. Будь поосторожнее с ним.

Выйдя из блиндажа, Иван с наслаждением вдохнул утренний свежий воздух:

– Так-то оно так, но хлопчик всё же прав. Амбре у нас первосортное. Надо будет при случае постираться. Интересно, зачем это я Самохину понадобился?

Так, раздумывая над этим вопросом, он и зашёл в блиндаж, где обосновался лейтенант. Обстановка в командном "особняке" немного чем отличалась от солдатского. Ну стол, сколоченный из грубых досок. Ну телефонный аппарат. Вместо табуреток ящики из-под снарядов. Запаха такого резкого портянками нет. Вот и вся разница. За столом у горящей коптилки сидел тот самый товарищ из СМЕРШа Самохин в звании лейтенанта. По виду он тоже ничего особого собой не представлял. Обыкновенный человек лет чуть за тридцать, в изрядно потёртой форме, с копной рыжих волос на голове. Иван встал перед столом и, как положено, доложился Самохину. Тот оторвался от разложенных перед ним бумаг и поднял глаза на вошедшего.

– А, Селивёрстов, – сказал он, словно старому другу, хотя и видел его в первый раз. – Садись. Чего стоишь?

Иван сел на ящик.

– Как служба, Селивёрстов? – спросил Самохин.

– Хорошо, товарищ лейтенант.

– Это хорошо, Селивёрстов, что хорошо, – сказал Самохин и неожиданно засмеялся. – А то всё говорят, что нехорошо. Мне докладывали, что ты, старший сержант, отличный боец. Командир орудия, в партию вступил недавно. Танков много подбил. Даже четверых фрицев в плен взял. Медаль получил. Опять же, в коллективе тебя уважают. Даже, я бы сказал, любят тебя солдаты, Селивёрстов. Не чета некоторым. А то у нас недавно случай был. Бойцы своего же командира в спину пульнули, когда тот в атаку их поднял. А ты у нас ну просто герой. Как у тебя с политзанятиями, Селивёрстов? Понимаешь текущий момент?

– Понимаю, товарищ лейтенант, – ответил Иван.

– Отставить, Селивёрстов. Что ты, в самом деле, заладил. Товарищ лейтенант да товарищ лейтенант. Называй просто, Денис Петрович. Я же тебя не на допрос вызвал, а просто на беседу. Закуривай, – Самохин достал из кармана железный портсигар, открыл его и протянул Ивану.

– Спасибо, Денис Петрович. Предпочитаю свои.

Самохин снова засмеялся, достал папиросу и закурил.

– Молодец. И тут ты на высоте. Слышал я про твой спортивный расчёт. Слышал. А вот ты, Селивёрстов, слышал, чем я тут занимаюсь? А?

– Шпионов, наверное, ловите, – просто ответил Иван.

– Правильно. Шпионов. И ещё тех, которые им помогают. Вот их-то и сложнее всего поймать, – Самохин встал и заходил по блиндажу. – Сочувствующие немцам, ругающие нашу партию и правительство тоже наши враги, Селивёрстов. Скрытые враги. И если ты их не видишь, то это вовсе не значит, что их нет. Вот их-то и нужно вывести на чистую воду. И ты мне в этом поможешь.

Самохин встал напротив сидящего Ивана и уставился на него пристальным взглядом. В глазах лейтенанта Иван увидел что-то нехорошее. То, что отличало Самохина от простых офицеров. Иван напрягся. Всё, что говорил Самохин, на словах выходило правильно, но что ему нужно было от Ивана, непонятно.

– Это как, Денис Петрович?

– Будешь мне лично докладывать о разговорах в дивизионе. Не обо всех, понятно, а только о тех, где ругают власть, вождей, командиров, наконец. В общем, обо всём, что пахнет уголовщиной, предательством. Ты понимаешь меня, Иван?

Вот теперь Иван понял, зачем его вызвал Самохин. Понял и не на шутку обозлился.

– Вы что же, Денис Петрович, доносчика из меня сделать решили?

– Стоп, стоп, стоп. Никакого не доносчика, Иван, а внештатного сотрудника СМЕРШ. Чувствуешь разницу? Сотрудника! Причём добровольного. Это очень почётное задание. Почётное и ответственное. Будем вместе бороться против врагов советской власти, врагов народа. Подумай и дай ответ. Я тебя не тороплю.

Иван встал и, глядя прямо в глаза Самохину, жёстко ответил:

– Я уже подумал, товарищ лейтенант. Нет!

Самохин сузил глаза. Взгляд его был уже далеко не таким приветливым, как в начале разговора. Он снова достал папиросу и закурил, медленно выпуская дым изо рта. Так прошло минут пять томительно ожидания.

– Ты хорошо подумал, Селивёрстов? – спросил наконец Самохин, гася папиросу в пустой банке из-под американской тушёнки.

– Так точно, товарищ лейтенант, хорошо, – вытянулся по стойке смирно Иван.

– Ну, что же. Так и запишем, – Самохин взял чистый лист и стал писать. – Сержант Селивёрстов от сотрудничества отказался. Тем самым он показал свою несознательность, не соответствующую званию коммуниста. Так, Селивёрстов? Пишу.

– Нет, товарищ лейтенант. Не так, – обозлился Иван. – Я знаю, что такое быть коммунистом, и сознательность я не терял. А доносчиком и наушником быть отказываюсь. Коммунисты никогда не были подлецами. Они всегда шли и сейчас идут с открытой душой, а не следят из-за угла за товарищами и не подслушивают их. Я провожу работу со своим расчётом и политзанятия у нас в порядке. А если замечу у кого слабину, то разберусь с ним по совести коммуниста. Вот это я твёрдо обещаю. Разрешите идти, товарищ лейтенант?

Самохин внимательно выслушал гневную речь Ивана, покачал головой, что-то решая,