– Клянусь… богами… – дергаясь в руках держащих его хирдманов, прохрипел Красен. – Тайну… скажу! Это тайна… жизни и смерти…

Торлейв перехватил скрам, собираясь ударить пленнику под дых.

– Илисар, расстегни ему пояс – кольчуги нет ли? – велел он другому своему телохранителю.

Никогда еще Красен не видел такой сосредоточенной решимости на этом красивом лице – и никогда оно не казалось таким страшным.

– Клянусь… это тайна жизни и смерти… – торопливо продолжал Красен, пока молодой хазарин расстегивал ему пояс и распахивал кожух. – Ты пожалеешь…

Торлейв бросил Агнеру еще один взгляд, проверяя, готов ли тот: рывок петли на горле и удар ножом должны произойти одновременно. Агнер, человек опытный, конечно, был готов, Торлейв изо всех сил гнал сомнения. Он впервые в жизни принимал участие в подобном действе, и от возбуждения слегка дрожали руки.

– Жизни и смерти… – хрипел Красен, ощущая, как капают ему на голову последние мгновения жизни, словно это была холодная вода, – Святослава…

– Что? – Услышав это имя, Торлейв все же взглянул ему в лицо.

– Жизни и смерти Святослава! Почему он не мстит нам… и не будет. Он не может!

– У него есть какая-то другая причина уклоняться от долга, – Торлейв выразительно поднял брови, – кроме дурацкой слабости к вашей ублюдочной братии? Кроме детской привычки играть с сыновьями старых Ингваровых рабынь?

– Я не… не сын рабыни! – Даже на грани смерти Красен не желал равняться с прочими в том, что не делало им чести.

– Знаю, ты сын старой ведьмы, что наводила сушеными жабами порчу на добрых людей и за это поплатилась свернутой шеей. Так что за тайну ты знаешь? Это она тебе открыла?

– Нет. – Нападки на старую Плынь Красен предпочел проглотить. – Я сам видел все это дело… мы были с ними тогда, со Святославом и Игмором.

– Тогда – это когда?

– Обещай, что оставите мне жизнь!

– А стоит ли того твоя тайна? – с презрением спросил Бер, явно недовольный задержкой.

– Сами узнаете. Теперь уже совсем мало осталось людей, кто знает. А если вы узнаете, у вас в руках будет не только Игмор, но и сам…

– Святослав?

Красен коротко кивнул, сколько позволяла петля на горле. Жесткая и холодная, она пока не сжималась, но Красен всем существом ощущал, что от смерти его отделяет пара мгновений.

– И ты его выдашь? – Торлейв недоверчиво прищурился. – Я думал, вы все готовы за него умереть… вся ваша ублюдочная братия…

– Я умер бы за него на поле боя. Но тем, что скажу, я его не предам, а спасу.

– Как так?

– Если уж вы оба здесь и на Игмора умышляете… – Красен посмотрел в решительные лица того и другого мстителя, – вам знать надо, к чему смерть Игмора приведет. И уж тогда сами решайте. Вы оба – Святославу родичи. И если вы мою тайну ему во зло употребите – это будет ваше решение, не мое.

– Святославу во зло?

Торлейв и Бер переглянулись. Петля на горле Красена ослабла.

– Если твоя тайна и правда того стоит… – протянул Торлейв, – мы оставим тебе жизнь.

– Стоит, – угрюмо заверил Красен. – Святослав не станет мстит нам, потому что… его жизнь привязана к жизни Игмора. Если Игмор будет убит, Святослав погибнет вслед за ним. Не знаю, сразу ли, или только при первой опасности, но удача его уйдет вместе с Игмором, и сам он протянет недолго.

– Что за ётуновы басни? – воскликнул Бер.

Братья еще раз переглянулись, на лицах ясно отражалось изумление и недоверие.

– Это правда.

– Но откуда такое… почему? Никогда не слышал ничего подобного!

– Почти никто в Киеве не знает. Знаем только мы трое, да еще Вемунд, Хавлот и Белча. Нас тогда было восемь со Святославом, когда мы шли от Карши, а Улеб в это время мостился на княжий стол…

– Ты говоришь про то лето, когда Святослав пропал, и мы все думали, что он погиб? – сообразил Торлейв.

– Да. Нас было с ним восемь: я, Игмор, Грим, Девята, Градимир, Вемунд, Хавлот и Белча. Эти трое в Киеве. Грим, Девята и Градимир мертвы.

– Так что там случилось?

– На Святослава однажды ночью напал степной пард…

* * *

…Они двигались на запад от Бычьего брода[833], вдоль южного берега моря Самакуш, которое греки называют Меотидой[834]. Сперва их было девять человек: сам Святослав – двадцатилетний князь, а с ним восемь гридей. Все, что имел Святослав после бури, разметавшей лодьи близ хазарской Карши. Восемь человек – из восьми сотен. Что сталось с остальными – они не знали, и хотя Святослав надеялся, что его войско уцелело и только разбросано, невозможно было ждать, пока кто-то его соберет и найдет потерянного князя. Скорее хазары найдут здесь кучку русов и продадут в рабство. Повезло, что с ними был Вемунд. Много лет назад он, в дружине Хельги Красного, через эти места ходил на Таматарху и кое-что о них знал. Он взялся вывести князя из окрестностей Карши к днепровским порогам, где уже можно было рассчитывать на помощь своих. Но до той помощи было еще очень далеко.

Избегая встреч с людьми, они пробирались вдоль берега Самакуша, обходили заливы с соленой морской водой. Под ноги то и дело попадались пышные шары из ветвей – перекати-поле, в которых русы с непривычки видели живые существа и невольно отскакивали с их пути. А что еще подумаешь, когда видишь, как эти клубки перепутанных побегов катятся, по одиночке или целой стаей, будто знают, куда и зачем? Часто показывались вдали большие и малые табуны невысоких диких лошадей – они носились по мелководным заливам, и казалось, это духи и облике коней, способные бегать по воде. Глядя на них, Святослав понимал, откуда взялись предания о табунах морского царя.

Потом плыли на маленьком суденышке, захваченном в рыбацком селении. Добрались до Ликостомы в устье Волчьей реки, там купили лошадей и наняли проводника-хазарина. Теперь он вел их через степи к Днепру, от одного источника до другого. Порой малая дружина натыкалась на белые кости, разбросанные волками и птицами-падальщиками: иногда конские, а иногда и человечьи, с остатками одежды, поклажи, истлевшими обломками оружия. Даже думать не хотелось, кто это был и от чего принял смерть – в какой-то из былых войн, от рук разбойников? Вечером, устраиваясь на ночлег, Святослав невольно думал: а ну как выйдут к тлеющему костру оборванные молчаливые люди с провалившимися глазами – те, что в мире живых неспособны говорить?

Как-то раз остановились на ночлег в балке, где было немного растительности. Ветер из степи