Но этот же приступ напомнил Прияне об опасности, и она с усилием вырвалась из его объятий. Подалась к печи и замерла, переводя дыхание. Торлейв смотрел ей в глаза, во взгляде его отражался страстный порыв, оттеснивший осторожность. Обо всем, что их разделяло, он сейчас не мог думать.

Но Прияна не могла забыть – об Улее возле двери, о Хавлоте и Сияне за дверью, о княжьем дворе, муже, обо всем, что нельзя одолеть одним любовным жаром. Прияна покачала головой, не имея сил сказать обо всем это вслух, и пошла к двери, ступая неуверенно, будто плохо видела.

Улея подскочила и услужливо растворила перед ней дверь. Когда Прияна вышла на крыльцо и закрыла лицо рукой от яркого света, Хавлот и Сияна, тоже вставшие, отнесли ее потерянный вид к усталости от ведовства.

До самого возвращения на княжий двор Прияна не промолвила ни слова. Переполненная ощущениями и чувствами этого свидания, она совершенно забыла о том деле, ради которого отправилась на двор древлянских травниц. Она давно зрелая женщина – двадцать три года, дважды родила, семь лет живет хозяйкой княжьего двора! Но метнула в нее алую стрелу Заря-Зареница, и все заботы об Игморовой братии, убийствах, мести и серебре для варягов-наемниках вытеснила память о поцелуях безнадежной любви…

Глава 11

В те самые мгновения, когда Прияна старалась не забыть о Святославе, он тоже подумал о ней.

– Ты за верное знаешь, что твои варяги стреляют метко? – тихонько спросил он у Болвы, сойдя с крыльца Эльгиной избы и глядя, как ему подводят коня.

Знаком князь предложил отроку чуть повременить, и тот замер с конем в пяти шагах, оставив Святослава наедине с Болвой.

– Да уж думаю, метко. Иначе стали бы их цесари столько лет держать. Там трое во «львах»[801] служили.

– Тогда передай им: послезавтра. Поеду с женой вместе, вот тогда и… По пути туда, чтобы на Святой горе сразу все узнали.

У Болвы слегка вытянулось лицо, но он лишь кивнул. Мурашки бежали по спине от мысли, что совсем рядом с молодой княгиней будут свистеть стрелы. Однако такое нападение вдвое усилит вину того, кто на это решился, и отвращение к нему всех, кто об этом узнает. А совместно пережитая опасность снова сблизит князя с женой. После возвращения Святослава из Хольмгарда Прияна охладела к нему, хоть и старалась этого не показать. Догадайся муж в миг опасности заслонить ее от стрел, и ее сердце вновь к нему обратится, все обиды будут забыты.

Проведя утро в святилище, Святослав и Мистина явились к Эльге пообедать. Сидя в гриднице, на своих привычных почетных местах, они непринужденно обсуждали текущие дела, не касаясь смерти Улеба. Самообладание Мистины никого не удивляло, но, глядя на сына, Эльга дивилась тайком: при его суровом нраве он редко бывал таким дружелюбным. С Мистиной обращался так, будто ничто их не ссорило, будто он просто забыл об убийстве и угрозе мести. Когда Эльга сказала, что хочет повидаться с Прияной, Святослав пообещал через день привезти ее сам.

Для него все складывалось удачно: мать дала ему повод приехать к ней снова, и Мистина при этом был и все слышал. Не раз Святославу приходилось встречать опасность в сражениях, и он всегда шел напролом. Столкнувшись с угрозой в ближайшем окружении, князь понемногу учился хитрить…

Вернувшись на Олегову гору, Святослав застал Прияну немного грустной.

– Был у матери, – сообщил он ей в гриднице, когда дружине подавали ужин. – Просила тебя приехать к ней. Видно, соскучилась.

– О! – Это приглашение Прияну и обрадовало, и испугало: что если у старшей княгини окажется Торлейв? – Ин ладно, – почти равнодушно ответила она. – Завтра поеду.

– Завтра не езди, а послезавтра поедем с тобой вдвоем. Завтра у меня дела иные, а то вдвоем прокатимся. Она все грустит, – Святослав не стал упоминать о причине материной грусти, – авось развеселим ее.

Эльге, конечно, приятно будет видеть согласие сына с женой и его желание ее, мать, порадовать. Но Прияна с усилием скрыла свои истинные чувства. Даже самого по себе видеть Торлейва ей было бы сейчас и приятно, и мучительно; но видеть его при Святославе – совсем казнь. Делом-то она пока провинилась не сильно, но желала бы куда большего, и оттого ей было почти так же неловко, как если бы она уже сотворила блуд с двоюродным братом мужа…

Но уж то хорошо, что она попадет на Святую гору. У Эльги наверняка окажется Мистина, и, может, повезет от него самого услышать тайком, что это за игрища между Речицей и Брандом.

За Речицей Прияна теперь пристально наблюдала, не подавая вида, и еще несколько раз заметила, как та будто между делом обменивается с Болвой какими-то тихими речами. Женское чутье Прияне говорило: не из любви и не ради блуда та встречается с Брандом! Деловитый ее вид во время этих шепотом ведущихся переговоров с одним мужчиной мало вязался с влюбленностью в другого.

Болва в это время сидел по правую руку от Святослава – позади Асмунда, Хрольва и Вуефаста. Горшок каши и блюдо с жареной говядиной у него было общее с Радольвом, Вемундом и Хавлотом, то есть самое почетное из тех, что после старшей дружины. Прежде им владел Игмор с братией, но их исчезновение приблизило Болву к княжескому краю стола. Протягивая ложку к горшку с кашей и отрезая поясным ножом кусочек мяса, он делал вид, будто увлечен только едой и даже участвует в болтовне между Радольвом и Хавлотом, а сам ловил ухом разговор князя с женой. Только бы ей не взбрело на ум отказаться от поездки к свекрови! Тогда весь замысел пропадет, придется переносить и снова выжидать подходящий день. Но тянуть не стоило – чем быстрее удар, тем точнее в цель. Он уже побывал в Ратных домах и передал Лису: послезавтра. Нужный человек поедет с несколькими бережатыми и женщиной. Двое стрелков будут лежать на соломенной крыше клети, прячась за скатом, чтобы показаться только перед самым выстрелом. Но еще им нужно будет дождаться знака, а знак в том, что известный Лису человек войдет в клеть. Этого человека Болва показал Лису, сводив его к той самой клети парой дней раньше. Лис видел, как вошла сперва какая-то бабенка с лукошком, а потом рослый хирдман в голубой