Фердинанд спешит на торжества. Следом за ним на восток устремляется сократившаяся ставка. Адмирала перевозят в старую часть Вальядолида на улицу Широкой Магдалины у церкви Санта-Мария-де-Антигуа. А в это время, 26 апреля, в галисийском порту Ла-Коруньи высадилась с мужем Хуана Безумная. Противники Фердинанда торопятся на поклон к наследнице престола. Среди них мы видим Бартоломео. Разуверившись в обещаниях короля, Христофор посылает брата к молодой чете в надежде на ее милость и покровительство. Аделантадо везет последнее письмо умирающего моряка:

«Светлейшие и всемогущие государи, король и королева, наши владыки! Да поверят Ваши Высочества, что никогда еще я так не желал исцелиться от недуга, как сейчас, когда узнал, что вы морем прибыли в Кастилию… Нижайшим образом прошу Ваших Высочеств считать меня своим верным вассалом. Я убежден, что, если бы меня не мучила безжалостная болезнь, сослужил бы вам службу, равной которой никогда не было. Отвратительные нынешние времена и другие горести, в которые я ввергнут разуму вопреки, довели меня до последней крайности. По этой причине я не могу явиться к Вашим Высочествам, лишен этой возможности и мой сын. Прошу вас оценить мои намерения и надеюсь, что мне возвратят мое состояние и мою честь, как записано в документах. Да хранит Святая Троица высокую и царственную державу Ваших Высочеств, да приумножит она ее силы».

Соперники зорко следили друг за другом. Поездка Бартоломео не укрылась от глаз партии Фердинанда. Христофор подписал себе приговор. Впрочем, он уже не надеялся на справедливость короля и, вероятно, уехал бы из Вальядолида, если бы имел силы и кров, где мог провести последние дни. Он лежал на втором этаже старинного дома, неоднократно перестроенного по прихоти жильцов, отчего окна получились на разных уровнях, как бойницы в крепостной стене. Дом был неказист, с низким первым этажом и тесными каморками под крышей, где помещалась адмиральская прислуга. Он имел грустный стонущий голос, словно ощущал приближение смерти. В каминной трубе выл ветер, скрипели щербатые половицы, жаловались на возраст массивные двери. Колумб слушал звуки, смотрел по сторонам, вспоминал прожитые годы. Писать он не мог, пальцы не держали перо. Незавершенная рукопись «Книги пророчеств» пылилась на столе. Рядом валялись книги по космографии, с которыми он не расставался всю жизнь, – источник вдохновений и заблуждений. Они хранили сотни помет, сделанных в разные годы. В резном ларце ждало своего часа завещание, составленное в августе прошлого года в Сеговии, в котором адмирал передавал все старшему сыну Диего, а если он умрет бездетным – незаконнорожденному Фернандо. На стуле лежала потасканная францисканская ряса – боевые доспехи вице-короля. В ней он провел последнее плавание, пережил испытания, явился ко двору.

Дни и ночи перепутались, поменялись местами. И все же адмирал не лишился рассудка, видел, слышал, понимал, узнавал друзей, с трудом говорил о делах. В середине мая врачи поняли, что дни Христофора сочтены, вызвали в Вальядолид разъехавшихся по стране Бартоломео, Мендеса, Фьески.

19 мая больной захотел заверить завещание в присутствии свидетелей. Собрались друзья, дети, слуги. Нотариус Педро де Инохеда зачитал текст, совершил необходимые формальности. Люди не уходили, прощались с Колумбом. Назавтра в день Вознесения, 20 мая 1506 года, Христофор попросил позвать священника, принял святые дары.

«In manus tuas, Domine, commendo spiritum meum, – были последние слова моряка. – В руки твои, Господи, передаю душу мою».

* * *

Великий мореплаватель умер в день великой радости христиан, а я заканчиваю книгу в день величайшей скорби – распятия Иисуса. В этом есть что-то символическое.

Я закончу труд данью уважения к человеку, посвятившего Колумбу всю жизнь, как он – океану.

«Адмирала похоронили в церкви вальядолидского францисканского монастыря. На похоронах не было ни сиятельных вельмож, ни знатных горожан, ни видных прелатов. Составители придворных анналов о кончине Адмирала Моря-Океана не упомянули вообще. Мельком, вскользь король Фердинанд недели две спустя проронил два-три слова о «покойном адмирале» в письме к Овандо.

А в 1507 или 1509 году адмирал отправился в пятое путешествие. Самое долгое, продолжалось оно не то 390, не то 392 года. Сперва на черном катафалке прах великого мореплавателя перевезли из Вальядолида в Севилью, и он покоился лет тридцать в монастыре Санта-Мария-де-лас-Куэвас, в часовне святой Анны.

В середине XVI века мертвый адмирал отправился в Индии. Тело из Севильи доставили в Санто-Доминго. У алтаря кафедрального собора в каменной усыпальнице два с половиной века пролежали останки адмирала. Тут же похоронили брата адмирала Бартоломео, сына его Диего, внука его Луиса.

На усыпальницах не было надгробных эпитафий, и после того, как умерли свидетели погребения, никто уже толком не знал, где покоится прах адмирала, и где лежат останки его сына и брата.

В 1795 году Испания уступила Франции восточную половину острова Эспаньола (западную половину французы захватили в 1697 году). Не в меру энергичный командир испанской флотилии приказал доставить на флагман прах адмирала и перевезти его в Гавану. Там состоялись четвертые похороны, на этот раз в гаванском кафедральном соборе. В 1877 году один епископ обследовал кафедральный собор в Санто-Доминго и пришел к выводу, что в Гавану отправили останки сына адмирала – Диего. Завязалась долгая и бесплодная дискуссия, и установить, чьи кости, или тела переселились в Гавану, так и не удалось.

В 1898 году Испания потеряла Кубу. Испанское правительство приняло решение: прах адмирала перенести в Севилью. В январе 1899 года адмирала вновь перевезли через Море-Океан, на этот раз не из Кастилии в Индии, а из Индий в Кастилию. Ныне он покоится в севильском кафедральном соборе. Это пятая стоянка пятого путешествия»[119].

Христофор сам завещал похоронить его в Санто-Доминго. Это был ответ Фердинанду на многолетний спор о правах вице-короля. Он хотел вернуться в свои владения.

Примечания

1

Ибаньес Б. В поисках великого хана. Избр. соч.: В 3 т. Л.: Гослитиздат, 1959. Т. III. С. 51.