Жанна раз десять пыталась убедить Мадлен взять Даниэля и отправиться с ними, но подруга вспылила, Отстань от меня, в конце-то концов! Мы остаемся, и точка. Морис предпринял последнюю попытку – перед тем как двинуться в путь, он велел шоферу остановить их «панар-левассор» перед домом Мадлен и стал умолять ее передумать, Мадлен послала его куда подальше, С какой стати мне ехать в Самарканд? Он не понял, о чем она, но времени спорить не было, Позвольте хотя бы забрать Даниэля, вы же должны его защитить! Мадлен засомневалась, подумала, что не имеет права подвергать опасности сына, но Даниэль был настроен решительно, Я ни за что не оставлю тебя одну. На тротуаре они расцеловались и попрощались – но увидятся ли они еще когда-нибудь? Даниэль крепко сжал руку матери. Когда автомобиль Вирелей отъехал, Мадлен сказала себе, что совершила ошибку, и пожалела о своем рискованном решении. Единственный светлый миг этого печального, хоть вешайся, дня – когда Тома помахал ей через заднее окно правой рукой.
За один день Сен-Мор, словно по волшебству, лишился обитателей, как если бы молниеносная эпидемия выкосила городок, – улицы опустели, магазины закрылись, самые бедные ушли пешком, таща набитые чемоданы или нагрузив велосипеды коробками и сумками. Бежали все куда глаза глядят, чтобы спасти свою шкуру. На улице Гамбетта перед входом в магазин Бернара Бонне толпился народ, притом что новые мопеды продавались там за бешеные деньги, по цене подержанного автомобиля, а пять последних трехколесных грузовых велосипедов «Ласточка» ушли по 2900 франков, что в три раза превышало их стоимость; забрали и мотоциклы с велосипедами, которые были отданы в ремонт, и наконец магазин закрылся, потому что все распродали. Но главная беда – везде кончился бензин.
Десятого мая наступление немцев в Арденнах застало врасплох французское командование, которое ждало решительного штурма в Бельгии и Голландии; в результате немецкого прорыва французская армия оказалась окружена с флангов и рассечена надвое. Двенадцатого мая немецкие танковые части без труда взяли Седан, вызвав массовое бегство гражданского населения, которое смешалось с войсками, идущими на фронт. Группа Жоржа освещала события в 3-й бронетанковой дивизии 21-го армейского корпуса для «Военного дневника». Они снимали исход, смятение, разделенные семьи, пробки на дорогах, сломанные машины, пикирующие «юнкерсы», общую панику. Самое странное, что, когда обстановка накалилась, Жорж не испугался, Мы же не воюем, мы вроде журналистов, нас не должны трогать. Пятнадцатого немцы взяли Стон, стратегически важную деревню на холме, и получили контроль над долиной Мёз. Французская армия бросила в бой сорок две тысячи человек, но немцев было вдвое больше. Завязалась яростная битва, которая длилась четыре дня и четыре ночи, городок стерли с лица земли – его брали и отдавали семнадцать раз, – французские танки перешли к обороне при поддержке пехоты и один за другим выходили из строя. К вечеру семнадцатого числа, учитывая интенсивность боев и пользуясь тем, что 91-й полк французской пехоты вновь укрепился на холме, главный оператор приказал собрать оборудование и уезжать, пока можно, – немецкие танки поднимались по дороге от Гранд-Армуаз, и был риск, что они перережут все пути эвакуации. Будь что будет. Машина армейской кинослужбы прямо по полям устремилась к ближайшему населенному пункту, трясясь на ухабах, но уперлась в непреодолимую расселину, водитель вынужден был остановиться и развернуться, и тут выстрел из немецкого танка взметнул фонтан земли слева. Шофер прибавил скорость, второй выстрел прошел справа, пассажиры в ужасе, метрах в двухстах – лес, если они доберутся туда, то будут спасены, водитель выжал газ до упора, виляя из стороны в сторону, чтобы уйти от прицела, но третий выстрел оказался удачным. Или неудачным, как поглядеть. Машину разнесло в клочья, остатки загорелись. Жорж не страдал, он погиб на месте, как и двое его коллег.
* * *
Ирен не тревожилась. От Жоржа вестей не было, но и до мобилизации он не часто давал о себе знать, так что она привыкла. Ровно четвертого мая ей приснился странный сон, а может, кошмар, не разберешь. Этот сон она прекрасно помнила, в отличие от других, которые сразу испарялись. Она увидела Жоржа, одетого в форму пехотного стрелка (что за глупость эти сны, Жорж носил штатскую одежду), он идет с винтовкой в руках (что тоже чушь, он должен держать кинокамеру), за ним трое солдат. Они спускаются по полю к опушке леса. Внезапно немецкий пулемет выпускает очередь, скашивая всех четверых, и они падают на землю. Тишина. Затем Жорж начинает шевелиться, отряхивается. Он встает, его не ранило! Берет свою камеру на штативе (теперь у него есть камера) и удаляется. Немцы стреляют автоматными очередями, пули сыплются вокруг него, выбивая комья земли, но ни одна не попадает. Он удаляется, насвистывая, улыбается Ирен, машет ей рукой, Что может значить этот сон? Говорят, у каждого сна есть скрытый смысл. Да, но какой?
Много лет подряд Ирен будет сниться тот же сон с бесконечными вариациями. Иногда Жорж отряхивает от пыли гимнастерку, иногда он в пиджаке, поправляет галстук, приглаживает волосы среди летящих пуль, ни одна из которых в него не попадает. Один раз убили только солдат позади него. В другой раз он сидит на белом першероне. Но Жорж, как и всегда, улыбается, элегантный и обольстительный.
* * *
Ирен узнала о гибели мужа только два месяца спустя; однажды вечером, вернувшись от Мадлен, она извлекла из почтового ящика письмо от Министерства национальной обороны и войны, в котором сообщалось, что Жорж Шарден погиб на поле битвы. У нее помутилось в глазах, земля ушла из-под ног, она потеряла сознание прямо в общем коридоре, пролежала на полу бог знает сколько, очнулась в темноте с шишкой на лбу, не понимая, с чего это она валяется на кафеле, с трудом поднялась, зажгла свет, увидела открытый почтовый ящик, скомканное письмо, все вспомнила, ее словно ножом пронзило, она задрожала, закричала, вцепилась зубами в кулак, переполошила соседей. В тот вечер, в том мрачном коридоре ее жизнь застыла. Она стала вдовой фронтовика, это как невидимая медаль в петлице, болезненная гордость, но Ирен не отпускало сомнение – она знает своего Жоржа, он ведь хитрец. Изображать героя точно не стал бы. Пока она собственными глазами не увидит его, бледного, в гробу, она не поверит. Проблема в том, что тела не было. Офицер из министерства заверил, что Жорж где-то похоронен, как и все мужчины, погибшие на фронте, но ни он сам, ни другой чиновник не может сказать, где именно. И ехать туда нельзя.
