— Спасибо тебе, ласточка моя! — тихо воскликнул Всеслав. — Да хранит тебя Бог!

Девушка смущённо улыбнулась в ответ и опустила глаза. Едва подумав об этом, она вспомнила и первую ночь, что они провели вместе — после венчания, празднества, пира, затянувшегося дотемна. Осенний день был короток, и когда совсем стемнело и большую гридницу остались освещать только свечи в канделябрах, князь поднялся из-за стола сам и протянул руку своей невесте:

— Оставим их. И без нас напьются и напляшутся.

Всю дорогу до горницы на втором полу Александра не проронила ни слова, лишь когда Всеслав, теперь уже супруг, у самых дверей подхватил её на руки легко, словно пёрышко, перенёс через порог по обычаю и осторожно поставил на ноги, она вдруг вспыхнула, зарделась, опустила голову, часто и прерывисто дыша то ли от волнения, то ли от страха.

— Что случилось? Кого боишься? Меня? Перестань!

— Я… не могу, — Александра сморгнула непрошеные слёзы и вытерла мокрые дорожки на щеках. — Не могу…

Он ничего не ответил, да и что тут было говорить?.. С трудом уняв дрожь в руках, Александра опустилась на колени перед ним. По обычаю молодая жена должна была снять с мужа сапоги в знак покорности и верности. Мать рассказывала ей об этом, но Александра и не думала, что ей придётся это делать, хотя в глубине души знала, что всё-таки придётся. И в ту ночь долго не могла исполнить обычай, словно понимая, что именно так закончится её юность, что дальше будет совсем иная жизнь, и она станет уже не девкой вольной, а мужней женой. Вдохнула глубоко и как в воду прыгнула: решилась. Распутала тонкую шнуровку дрожащими пальцами — и заплакала…

А утром заплетала уже не одну косу, а две.

* * *

Свеча на столе догорала, сероватый воск таял, стекал на гладкую дощатую поверхность, застывал причудливыми фигурами. Темнота окутала небольшую горенку на втором полу терема, поздний вечер плавно обратился в глубокую беззвёздную ночь. Александра постыдилась своих дурных мыслей о супруге, ведь и вправду не мог такой человек, как он, быть связан с волхвами и колдунами. Александра знала, что Всеслав, как и она, ходит в храм на заутреню, в горнице своей хранит православные иконы и на сон грядущий молитву читает, хоть и креста не носит — говорит, что деревянная фигурка на шнурке от греха и смерти не спасёт, коли сам себя не убережёшь. В Бога князь верил, но как-то совсем иначе, нежели другие жители северного удела. У него Бог был не всемогущим и не чудотворцем, а человеком — едва ли не таким же, как все. И Александра, видя это и слушая его рассказы о вере, хотела так же верить. Однако для неё Господь был всем, всем миром и всей жизнью, и видеть в нём простого, земного человека у неё совсем не выходило.

Они снова остались вместе. Александра чувствовала, что с мужем ей ничего не страшно, никакая гроза — хоть и была православной, а всё же не могла не верить в приметы и суеверия, привычные с детства. От теплоты маленькой натопленной горницы, шороха дождя за стеной, от того, как супруг ласково гладил её по голове, точно маленькую, её вскоре сморило.

Всеслав же всю ночь не мог уснуть. То ли беспорядочные мысли были тому виной, то ли неожиданная добрая весть, но сон не шёл к нему. Когда Александра, наконец, уснула у него на плече, он осторожно переложил её на постель, а сам поднялся, подошёл к окну, взглянул вдаль. За ночь он сжёг три свечи, передумал, казалось, обо всём на свете, и теперь, стоя у приоткрытого окна, смотрел на северный Полоцк. Ночь уже таяла на светлеющем горизонте, утро загорелось на куполе небес тонкой золотой полоской рассвета. Со второго пола открывался красивый вид: резные крыши, тонкие, извилистые дороги, высокие облетевшие деревья, мокрые и казавшиеся чёрными после дождя. Отвернувшись от окна, князь в который раз окинул взглядом тёмную горницу. Маленькая, но вполне уютная, она была обставлена весьма просто, как захотела молодая княгиня. На узких подоконниках в кувшинах стояли цветы, к глухой стене был придвинут небольшой деревянный стол, на котором лежало всякое добро вроде лент, пряжи, тонких цветных нитей. Напротив стояла широкая постель с наполовину задёрнутым пологом. Александра спала; светлые распущенные косы разметались по подушке, тонкая рука, чуть тронутая загаром, свесилась с края, почти касаясь пола. Всеслав залюбовался девушкой. Только теперь он осознал, как он скучал по ней, по её милой улыбке, тихому голосу, ласковому, тёплому взгляду, хотя и видел её каждый день, всё же чувствовал, что она в мыслях своих будто где-то далеко, не с ним.

Внезапно за стеной послышались шаги, нарушившие звенящую предутреннюю тишину. Всеслав обернулся, отошёл от окна, прислушался. В длинной галерее, ведущей от лестницы к чёрному ходу, и вправду раздавались чьи-то шаги. Он взглянул на супругу — та не проснулась, только нахмурилась во сне отчего-то. Всеслав тихонько вышел и плотно притворил дверь. Шаги удалялись. Он неслышно пошёл на звук.

Через некоторое время человек, шедший где-то впереди, свернул к лестнице: очевидно, собирался спуститься на первый пол. Всеслав проверил на всякий случай, легко ли ходит меч в ножнах, но в этом нужды не было: оружие никогда ещё его не подводило. Он понял, что идущий человек был один, вероятно, почти безоружен, а если и вооружён, то слабо: при каждом шаге не звенело железо. Подошвы сапог были, скорее всего, подшиты кожей или несколькими слоями ткани, чтобы не стучали по деревянному полу. Человек вскоре стал спускаться по лестнице, ступая осторожно и мягко. Сообразив, куда он сейчас пойдёт, Всеслав быстро развернулся, добежал до другой лестницы, ведущей к чёрному ходу, увидел спящего караульного у двери, ткнул его в плечо рукоятью меча. Вихорко, паренёк солнцеворотов пятнадцати, уснул случайно. Тут же вскинулся, потянулся за оружием, но Всеслав перехватил его руку и развернул к себе.

— Тихо. Это я.

— Княже! — парнишка испуганно охнул, сорвал с головы шапку. — Прости, заснул маленько… Давеча не выспался, ей-богу, прости…

— Да тихо, — поморщился Всеслав. — Уснул, и Бог с тобой, не до того. Буди старших. Радомира ко мне, если он здесь. Потом к подземному ходу спускайтесь.

— Что стряслось?

— Кажись, гости у нас. Незваные. Ну, давай бегом, — он сунул меч в ножны, давая понять, что разговор окончен. Дозорный поспешно поклонился и, безбожно