– Может, пожалует, а может, и нет, – ответил Игорь.

Ему вдруг стал неприятен этот разговор, и он поспешил уйти в покои матери.

Манефа после объятий и поцелуев тоже завела речь о предстоящем походе на Киев.

– Пускай себе сталкиваются лбами южные и северные Мономашичи, истребляя друг друга на радость Ольговичам, – торжествуя, молвила Манефа. – В прошлые времена отцы Мстислава и Андрея грызлись между собой из-за Киева, теперь дети их ту же свару затевают. Святослав Всеволодович хитёр! Сам на зов Андрея Боголюбского не откликнулся и брата Ярослава не пустил. Решил выждать, чем всё кончится.

– Может, и Олегу не стоит в это ввязываться? – осторожно спросил Игорь.

– Говорила я ему! – досадливо бросила Манефа. – Ольговичу в распрях Мономашичей не место! Грызня собак не для волка. А Олег: «Не могу шурину своему отказать. Сегодня я ему помогу, завтра он мне».

Объединённая дружина братьев Святославичей вышла из Новгорода-Северского и, обойдя Чернигов стороной, лесными дорогами добралась до городка Любеча, что на днепровском берегу. Перебравшись по льду через Днепр, Игорь и Олег устремились к Вышгороду, подле которого был назначен сбор всех союзников Андрея Боголюбского.

На заснеженном поле под Вышгородом уже стояли станом полки Рюрика и Давыда Ростиславичей, переяславского князя Глеба Юрьевича и князя Владимира Дорогобужского.

Олег повелел ставить шатры рядом с переяславцами.

– У князя Глеба дочка подрастает, неплохая невеста для нашего Всеволода, – как бы невзначай заметил Игорю Олег. – Дружба с Глебом Юрьевичем нам выгодна, ведь Переяславское княжество с черниговскими землями соседствует. А князь Глеб по храбрости Мстиславу Изяславичу не уступит.

Покуда дружинники разбивали лагерь, Олег и Игорь пришли в шатёр переяславского князя.

Глеб Юрьевич встречал гостей радушно.

На вид ему было лет сорок. Он был невысок, но крепок телом и широк в плечах. Вглядываясь в это открытое, прямодушное лицо с ясными глазами и властным изгибом губ, Игорь невольно проникался симпатией к князю Глебу. Казалось, он весь состоит из контрастов. При тёмно-русых волосах имеет рыжеватые усы и бороду. При дородности тела тем не менее гибок и подвижен. И смеётся князь Глеб по-мальчишески заливисто, хотя голос у него грубоватый, а в лице больше серьёзности, чем озорства.

– Ого! Брательник у тебя как вымахал! – сразу после обмена приветствиями сказал Олегу князь Глеб и похлопал Игоря по плечу. – Чай, знает молодец, с какой стороны к ретивому коню подходить, а?

– Знает, – улыбнулся Олег. – Игорь и мечом владеет не хуже меня. Не подведёт в сече.

– Не дойдёт у нас до сечи с Мстиславом, – сказал Глеб и вздохнул не то облегчённо, не то с сожалением. – Не собрать Мстиславу столь полков, сколь на него из Залесья идёт. И это не считая дружин Ростиславичей, моей дружины и вашей. Тут ещё князь дорогобужский притащился! Хотя и без него бы обошлись!

– Чем же всё закончится? – поинтересовался Олег.

– Осадой Киева, – ответил Глеб. – Уповать Мстислав может лишь на крепость стен и высоту валов киевских.

Слова Глеба Юрьевича в полной мере подтвердились через несколько дней, когда к Вышгороду подошли многочисленные рати суздальского князя и с ними смоленские полки. Всего против киевского князя собралось около семидесяти тысяч войска.

Несколькими дорогами все эти полчища двинулись к Киеву и обступили город.

На требование уйти из Киева добровольно Мстислав Изяславич ответил отказом.

И началась осада.

Объединённым войском руководил сын Андрея Боголюбского, тоже Мстислав, ему помогал воевода Борис Жидиславич.

На третий день осады смолянам удалось взломать тараном Львовские ворота, и осаждающие хлынули в Киев.

До самой ночи продолжались кровавые схватки на улицах города. Киевляне не сдавались, отчаянно сражаясь на площади близ Софийского собора, у Золотых ворот, на стенах Ярославова города.

Дружина северских князей вступила в Киев вместе с переяславцами через Лядские ворота.

Сначала была упорная битва с киевлянами близ церкви Святой Ирины, потом у княжеского дворца. Под Игорем ранили коня, и он продолжал бой спешенным, как и многие его дружинники.

В тесноте улиц коннице было не развернуться. Спешенный строй оказался более действенным, тем более что постоянно приходилось преодолевать рвы и высокие частоколы. Киев был огромен и к тому же раскинулся на нескольких высоких холмах, которые было удобно оборонять.

Если дружины южных князей старались по возможности щадить киевлян и не поджигали город, то ростовцы и суздальцы продвигались вперёд с зажжёнными факелами, отмечая пожарами свой путь по захваченному городу. Там, где проходили ратники суздальского князя, больше всего лежало убитых киевлян, не только зрелых мужчин, но и бородатых старцев и совсем юных отроков.

Ночью наступило затишье, поскольку было трудно определить, где свои, а где чужие.

Игорь и его дружинники расположились на ночлег в пустынных хоромах какого-то киевского боярина. Покуда гридни растопляли печи в нижних покоях, Игорь со светильником в руках обошёл помещения верхнего яруса. Всюду были следы поспешного бегства: опрокинутые стулья, открытые сундуки, разбросанные по полу женские платки, рушники и подушки… Похрустывали под сапогами черепки разбитой глиняной посуды.

«Что творится! – думал Игорь, глядя в окно на зарево пожара. – Будто нехристи взяли христианский город!»

Игорь устало опустился на скамью и снял с головы шлем.

Теперь, когда ожесточение схватки осталось позади, когда пропали азарт и желание показать своё умение в сече, реальность происходящего неприятно поразила Игоря. Ему стало стыдно за себя и за брата, что они ввязались в столь нечестивое дело. Игорь мысленно отыскивал какие-то оправдания для себя, словно держал ответ за содеянное перед Вышеславом. Уж он-то точно будет презирать Игоря за такое злодеяние!

«А ведь Вышеслав здесь где-то, – с тревогой подумал Игорь. – Только бы уберёг его Господь от стрелы или меча».

Игорь не заметил, как уснул, будто провалился во тьму.

Разбудил его воевода Бренк:

– Вставай, княже. Олег тебя кличет.

Игорь спустился в жарко натопленную горницу.

Там за столом сидели Глеб Юрьевич и Олег, прихлёбывая из чаш медовую сыту[33].

Лучи утреннего солнца расцветили всеми цветами радуги широкие окна, забранные разноцветным византийским стеклом. От этого в обширном покое было как-то светлее и радостнее.

– Ну что, проспался, воин? – обратился к Игорю князь Глеб, улыбаясь одними глазами.

– Проспался, – равнодушным голосом промолвил Игорь и тоже сел к столу.

Слуга подал ему чашу с сытой. Игорь пригубил из чаши с безразличным лицом.

– Ты