Неудивительно, что предложение исходило от женщины, Сисси Бэгшоу.

Он был полон решимости зарубить эту идею на корню.

К счастью, у Спейда была слабость. Арабелла Латимер.

Хорнбим некоторое время обдумывал, как лучше всего использовать эту слабость против Спейда, и, наконец, решил поговорить с новым епископом, Маркусом Реддингкотом.

На воскресную службу он надел новый сюртук, простого черного цвета — облик, который становился отличительной чертой серьезного делового человека. После службы он поприветствовал епископа и его высокомерную жену, Уну.

— Вы с нами уже полгода, миссис Реддингкот, — сказал он. — Надеюсь, вам нравится Кингсбридж?

Она не сказала «да».

— До этого Маркус служил в лондонской церкви в Мейфэре, знаете ли. Совсем другое дело. Но, конечно, служишь там, куда пошлют.

Значит, Кингсбридж был шагом вниз по социальной лестнице, заключил Хорнбим. Он заставил себя улыбнуться и сказал:

— Если я могу чем-либо вам помочь, вам стоит только попросить.

— Весьма любезно. Во дворце нас прекрасно обслуживают.

— Рад это слышать. — Хорнбим повернулся к епископу, высокому и довольно тучному мужчине, какими часто бывали состоятельные священнослужители. — Могу я поговорить с вами наедине, милорд-епископ?

— Разумеется.

Хорнбим взглянул на миссис Реддингкот и добавил:

— Дело довольно деликатное.

Она поняла намек и отошла в сторону.

Хорнбим подошел ближе и заговорил тише:

— Есть тут один суконщик по имени Дэвид Шовеллер. Возможно, вы слышали, как люди упоминают некоего Спейда, это его шутливое прозвище.

— Ах да, понимаю, Шовеллер, Спейд. Весьма забавно.

— Он метит в олдермены.

— Вы одобряете? — Епископ огляделся, словно надеясь увидеть Спейда.

— Его здесь нет, сэр. Он методист.

— А.

— Что важнее, этот человек — прелюбодей, и полгорода об этом знает.

— Боже милостивый.

— Что еще более шокирующе, его любовница — Арабелла Латимер, вдова вашего предшественника.

— Невероятно.

— Связь эта началась задолго до смерти епископа Латимера, и у женщины есть пятилетний ребенок, которого многие считают сыном Спейда. Епископ в ярости окрестил дитя Авессаломом. Значение этого имени для такого ученого человека, как вы, очевидно.

— Авессалом обесчестил своего отца, царя Давида.

— Именно. Доказательств прелюбодеяния, конечно, нет, но я бы не хотел видеть Спейда олдерменом этого города.

— Я тоже. Но, Хорнбим, я не имею права голоса при выборе олдерменов. Это ведь сугубо ваша сфера?

Это был ключевой вопрос и самая сложная часть замысла Хорнбима.

— Я пришел к вам как к моральному лидеру Кингсбриджа, — сказал он.

— Разумеется. Но я не понимаю…

— Быть может, вы прочтете соответствующую проповедь?

— Я не могу осуждать человека с амвона без доказательств.

— Конечно, нет. Но в общих чертах? Проповедь о прелюбодеянии?

Епископ медленно кивнул.

— Возможно, хотя это несколько откровенно.

— Тогда темой может быть нежелание закрывать глаза на грех.

— А, это лучше. В Писании несколько раз упоминается «подмигивание глазом», что означает именно то, о чем вы говорите.

— Если человек поступает дурно, это не должно оставаться без внимания — что-то в этом роде, вы имеете в виду?

— Именно.

Хорнбим воодушевился.

— Видите ли, о грехе Спейда часто говорят, тихо, даже украдкой, но никогда не признают открыто.

— И поэтому он продолжает, нераскаянный.

— Вы попали в самую точку, милорд-епископ.

— Хм.

Хорнбим понял, что еще не добился своего. Ему нужно было конкретное обязательство.

— Вам достаточно будет лишь намекнуть, что известный грешник не должен возвышаться до положения, требующего уважения, — сказал он. — Никаких обвинений не потребуется. Люди поймут ваш намек.

— Я должен обдумать это. Но благодарю вас за то, что обратили мое внимание на проблему.

Это было все, чего Хорнбим мог добиться. Приходилось смириться и надеяться на лучшее.

— Всегда к вашим услугам, милорд-епископ, — сказал он.

*

Спейд сказал Арабелле, что хочет ей кое-что показать, и попросил встретиться с ним у дома номер пятнадцать на Фиш-лейн. Ключ он взял у Роджера Риддика.

Он пришел заранее и слонялся у дома, пока она не появилась, затем быстро открыл дверь и впустил ее внутрь.

— Давай осмотримся, — сказал он.

Она, вероятно, догадывалась, что у него на уме, но вопросов не задавала. Вместе они осмотрели дом. Он требовал ремонта. Окна были треснуты, полы в пятнах. На кухне, расположенной в подвале, царила грязь и антисанитария, а в кладовой лежала дохлая крыса.

— Весь этот дом нужно хорошенько отмыть, — сказала Арабелла.

— И покрасить.

Наверху была просторная гостиная. Еще выше — большая спальня с примыкающим к ней с одной стороны дамским будуаром, а с другой — мужской гардеробной. Над ними были комнаты для детей и слуг. Окна были большие, а камины — широкие.

— Это мог бы быть очень милый дом, — сказала Арабелла.

— Он продается. Хочешь его?

Она посмотрела на него с полуулыбкой.

— Что именно ты предлагаешь?

Он взял ее за руки.

— Арабелла, ты чудесная женщина, будешь моей женой?

— Дэвид Шовеллер, ты изумительный мужчина, неужели ты не понимаешь, что я на восемь лет тебя старше?

— Это «да»?

— Это «да, пожалуйста»!

— И ты бы хотела, чтобы мы жили в этом доме? Ты была бы здесь счастлива?

— Безмерно, мой дорогой.

— Нам придется подождать до конца твоего года траура.

— Тридцатого сентября.

— Ты знаешь точную дату.

— Леди не должна быть такой нетерпеливой, но я ничего не могу с собой поделать.

— Это через шесть месяцев.

— Если ты купишь его сейчас, у нас будет время все вычистить, покрасить, выбрать мебель, повесить шторы и все остальное.

Они поцеловались, затем Спейд сделал вид, что украдкой оглядывается.

— Кажется, мы одни…

— Как мило! Но пол выглядит жестким — и не слишком чистым.

— Ничего страшного, можешь быть сверху.

— Я тут разговаривала с одними женщинами…

Спейд улыбнулся, гадая, что последует дальше.

— И что они сказали?

Ее улыбка была наполовину игривой, наполовину застенчивой.

— Они говорили о чем-то, что, по их словам, делают проститутки. Я никогда о таком не слышала. Может, это и выдумки, но…

— Но что?

— Я хочу попробовать.

Такие разговоры возбуждали Спейда.

— Что это?

— Они делают это ртом.

Он кивнул.

— Я слышал о таком.

— Тебе кто-нибудь когда-нибудь так делал?

— Нет.

— Говорят, они делают это до самого конца… если ты понимаешь, о чем я.

— Я понимаю, о чем ты. — Спейд понял, что тяжело дышит.

— Вот это я и хочу попробовать.

— Тогда сделай это. Пожалуйста.

— Ты действительно этого хочешь?

— Ты и представить себе не можешь, — сказал Спейд.

30

Судья был с худым, злобным лицом, похожим на стервятника, подумал Спейд. Его глаза сидели близко к переносице, которая загибалась книзу, словно крючковатый клюв. Садясь на свое место в Ратуше, он склонил голову и вскинул руки, расправляя мантию, словно крылья стервятника, заходящего на посадку. Затем он оглядел собравшихся перед ним людей, будто они были его добычей.

«А может, это мое воображение, — подумал Спейд. — Может, он добрый старик, который проявляет милосердие, когда только может. Лицо не всегда отражает характер».

Хотя обычно отражает.

И все же не судье решать, виновен ли Томми. Это было дело присяжных. Спейд с унынием посмотрел на двенадцать хорошо одетых кингсбриджских почтенных граждан, принимавших присягу. Как всегда, это были зажиточные торговцы и купцы. Люди, которые с наименьшей вероятностью закрыли бы глаза на кражу у лавочника.

Пока они давали клятву, Сисси Бэгшоу тихо сказала Спейду:

— Мне жаль, что тебя не сделали олдерменом. Я сделала все, что могла.