— А ты — оскорбил мои надежды! Вспомни, как однажды на Малой Бронной ты, бухой и патлатый, вывалился из гостей и едва не сбил с ног высокого старика с тростью. Ты его сразу узнал.

— Здр… р… расьте, Р… р… Ростислав Яныч! — рявкнул ты на всю Малую Бронную.

— Точно! — вспомнил я. — «Эр» тогда у меня получилась чёткая, раскатистая, то, что надо! Но Ростислав Янович холодно ответил мне: «Со шпаной не разговариваю!» — «Эх, Ростислав Янович, а ведь вы же обучали меня актёрскому мастерству!» — напомнил я ему тогда. «Со шпаной не разговариваю!» — повторил он, медленно удаляясь прочь. А ведь у него у самого голос — не ахти какой. С гнусавинкой, гайморитный. Скажи, Витёк.

— Нет, я тебе больше ничего не скажу. Извини, но наш с тобой разговор мне давно уже кажется неестественным.

— Вот и целуйся со своим Длужком! — ответил я и захлопнул альбом. А сам с неудовольствием отметил, что сказанная реплика исполнена излишне эмоционально, да и альбом я захлопнул так, будто бы хотел этим жестом поразить несуществующих зрителей.

Захлопнув альбом, я продолжал по инерции задумчиво разглядывать картинку, открывшуюся моему взору: заснеженный лес с двумя танками Т-34 на дальнем плане и самого героя, сидящего в глубине массовки, в смысловом центре композиции. Кто-то ест кашу из котелка, кто-то покуривает, но все — от души смеются над байками из солдатской жизни, которые им травит герой-рассказчик, возможно — Василий Тёркин…

Слова запоздалые

В первый раз я встретился с Юрием Васильевичем Яковлевым в 1958 году — на съёмках фильма «Необыкновенное лето» по К. Федину (режиссёр В. Басов). Юрий Васильевич играл поручика Дибича. При мне поручик Дибич падал в обморок, как впоследствии — через год — упадёт и князь Мышкин, в исполнении того же Юрия Васильевича в фильме «Идиот» Пырьева. Они похожи — если вглядеться: поручик и князь. Я был сыном купца.

В следующий раз я встретился с Юрием Васильевичем, когда он уже отснялся в «Идиоте», — на телевизионной постановке по мотивам Василенко «Волшебная шкатулка». Юрий Васильевич играл весёлого бродягу, а я — трактирного слугу. Бывало, Юрий Васильевич любезно развозил нас на своём синем «Москвиче» по домам — с репетиций на Журавлёвке, где находился Телевизионный театр (затем — ДК Электролампового завода). Разумеется, тракты и эфир проходили в Телецентре на Шаболовке — с Шуховской башней. Премьера была назначена на красный день календаря — 7 ноября, сразу после трансляции с Красной площади.

Помню, Юрий Васильевич всё время ругал актёрскую профессию. Мне — запрещал быть актёром, а сам — жалел, что сделался таковым. «Наверное, шутит, — думал я, — шутит в духе своего героя — балагура и фокусника». «Гамма дуэ, капро фуэ, граммофон фон брит-тва!» — вот что я запомнил из его текста.

Однажды я спросил у Юрия Васильевича:

— А как вам понравилась «Обнажённая со скрипкой»? — спектакль Театра Сатиры, вчера показывали по телику.

— Тут у меня нет слов, — строго сказал Юрий Васильевич, — нет слов, когда я слышу «Обнажённую со скрипкой», звучащую из уст шестиклассника!

Нет, точно не шутил — сколько бы я ни пытался разглядеть в его лице лёгкую «лукавинку», знакомую мне по нашей общей работе на камеру, — пристыдил уничижительно.

А ведь я и без Юрия Васильевича не собирался быть актёром, только — художником. И ещё: «Наверное, тогда, — сообразил я сейчас, 56 лет спустя, — Юрий Васильевич того спектакля не видел. Потому что там „обнажённой со скрипкой“ называлась авангардистская картина, где не было ничего такого, а была — эх, ну почему я сразу так ему не сказал — сплошная геометрия…»

Стоп

Только режиссёр имеет право начинать и заканчивать съёмку эпизода.

Но делает это (включает и выключает камеру) оператор — по команде режиссёра «мотор!» и «стоп!».

Оператор имеет право самостоятельно прервать процесс в случае, если:

а) щёки актёра вспотели под гримом и возбликовали — «стоп!»;

б) в кадре появился посторонний человек или самолёт как анахронизм — «стоп!»;

в) в объективе камеры обнаружена соринка, пусть едва заметная, но превращающая всё отснятое в брак, — «стоп!».

Особый случай — с низким или высоким чаем. Так про него, чай, говорили в трактирах: «Какой изволите — высокий или низкий?»

Если низкий — то я загораживаю чайником лицо собеседника, если высокий — то я загораживаю чайником подошедшего сзади артиста. Эти чаи я должен правильно чередовать. А разливать чай — должен по сценарию.

«Стоп! — кричал сам себе оператор. — Опять не тот чай».

И нам с режиссёром казалось, что он к нам придирается.

Пригодились ли мне эти знания? Да!

Иногда я спрашиваю своих гостей: «Вам какой — высокий или низкий?» — не только для разговора (вот, мол, был такой вредный оператор), но и с гастрономическим смыслом: высокий — по пути из носика в чашку успевает чуть поостыть, а низкий — покруче будет.

Люди-то разное любят.

Козловский или Лемешев

Анатолий Рас, автор 16-й полосы в «Литературной газете» прошлого века, пел в Краснознамённом хоре им. Александрова. Я видел, как он поёт — по телевизору — в старшинских погонах. Толя рассказывал, что у Козловского, в отличие от Лемешева, в голосе было золотце. Отдай Толя это золотце Лемешеву, я бы всё равно восхитился этим золотцем. Тут дело в особой чувствительности слуха — уловить именно золотце. А потом уже — вкуса: понравилось — не понравилось. Золото не все любят, и не всем оно показано.

Так вот о вкусе: мне всегда казалось, что квашенная с яблоками капуста и малосольные огурцы — близкие души. Если не из одной бочки, то из ближайших. Но, сложенные недавно, после праздника, в одной миске, они заглушили золотце друг друга. И удушили. Закусывать этим — можно. Но — с печалью об утраченном золотце.

Все маски

Герой-любовник Абдулов жаловался, что пробуют Абдулова, а берут Костолевского. Герой-любовник Костолевский жаловался, что его затирают по национальному признаку и берут Абдулова. У простаков — то же самое: Олег Попов ненавидел Юрия Никулина, Никулин — Попова.

Закадровый голос резонёра Смоктуновского перебивает закадровый голос резонёра Копеляна. Говорят в один голос: «Герой побрит, простак намылен, злодей накручивает ус. От ваших звонких подзатылин я содрогаюсь и смеюсь!»

Род — вид

Необъятная тема — случайное столкновение фамилий, словно нарочно подобранных по признакам сходства (Безуглов — Овалов) или различия (Квадратов —