Кара с вызовом посмотрела в лицо Черного Барона — в лицо своей смерти. В этот миг ей показалось, что она смотрит в лицо Ронара, так явственно было сходство: глаза, лоб, нос… Почему-то стало особенно обидно. Сын-то, может, и не злодей. Может, случится чудо, и когда-нибудь он узнает о преступлении отца… и отомстит за нее. Странно, но эта призрачная и глупая надежда согрела душу.

Зловещая ухмылка сползла с лица Барона.

— Смелая ты, хотя и дура, — сказал он уже без издевки. — Его мать была такой же, бесстрашной и безрассудной. Мы с ней в Легионе семи островов воевали. Я уже и не вспомню, кто кого чаще из передряг вытаскивал. Впрочем, тоже глупой была: любила меня очень. Когда Ронар родился, она полгода с ним в Аркаире пробыла, потом на няньку бросила и ко мне в Легион вернулась.

Барон отвел глаза и тяжело вздохнул.

— Через месяц пулю словила в перестрелке с контрабандистами. Умерла мгновенно. Я чуть с ума не сошел. Я тогда впервые человека голыми руками задушил — пленного, из тех, кто с нами сражался. Я даже разбираться не стал, он или не он стрелял. Смысла не было. Потом убивать стал часто. Тут и про маску Черного Барона вспомнил. Сам себе не признавался, но стыдно было все эти зверства совершать без маски. Да и на врагов страх нагонял. Через несколько лет «Белое крыло» на Брадос угнали. Я, собственно, десант туда повел, так как терять было нечего. Смерти искал. Думаю, потому и выжил. Позже понял, что кредит мне Небесный Механик отмерил запредельный, такой грех по мелочам разбазаривать. Я в Аркаир вернулся, Ронара к себе забрал. А дальше… Дальше все как на войне: страх и трепет…

Он посмотрел на девушку:

— Не бойся, Кара, я тебя не трону. Разбирайтесь с Ронаром сами, раз так случилось. Он не такой, как я. Пока не такой. Может, если ты останешься рядом, ему и не придется стать мною. Но даже если разбежитесь — все равно не трону. Мое слово. Живи.

Барон помедлил. Протянул руку к Каре, словно хотел прикоснуться. Та была настолько растеряна, что даже не подумала отшатнуться. Впрочем, Барон в последний миг сам передумал, взял маску со стола, развернулся и направился к выходу.

Кара вышла из оцепенения:

— Где Ронар?

Барон остановился и, не оборачиваясь, ответил:

— В моем загородном доме, доме бургомистра. Приходи. Он ждет.

Барон толкнул дверь. За ней с огнедыхами наготове стояли двое плечистых бойцов, готовых ворваться в комнату.

— Ее не трогать! — скомандовал Эктор, успевший надеть маску. — Передайте всем — она под моей защитой.

Барон двинулся вниз по лестнице. Головорезы удивленно уставились на Кару, один даже заглянул в комнату, словно надеялся увидеть труп своего настоящего хозяина, которого по-тихому завалил самозванец в маске.

Кара, которая была на взводе, не выдержала и поступила, как обычно не делала: с презрительной улыбкой показала им неприличный жест. Цепные псы Барона даже в лице не изменились: оба почти дружески кивнули ей и развернулись вслед за хозяином.

Герцогиня и смерть

— По-твоему, я должен называть ее мамой?

— Ей бы это понравилось, но решай сам. Я тебя никогда не неволил.

— Ха! Ты меня держишь в железных тисках!

— Ну, знаешь! Как не совестно врать-то в глаза, — возмутился Кен-Мар. — Несмотря на мои запреты, ты всегда шлялся, где вздумается, и делал, что хотел. И ты прекрасно понимал, что тебе ничего за это не будет.

— Ну, я не в буквальном смысле, — смутился Малыш. — Железные тиски — это метафора. Мне учитель рассказывал. Я просто всегда хотел соответствовать тебе, быть достойным. Ты же у нас герой Аркаира. Порою я и не хочу во что-то ввязываться, но, как вспомню про тебя, поневоле приходится. Не могу же я позорить своих именитых родственников — главу Внешнего Взора и Короля.

Кен-Мар проглотил очередную гневную тираду. Он прекрасно изучил повадки и уловки сына, мог сразу различить, где он обманывает, где увиливает, где насмехается. Сейчас Малыш говорил искренне. Худощавое лицо с черными глазами, тонкие губы, которые, казалось, вот-вот дрогнут в улыбке. Малыш был больше похож на мать, чем на отца. Во время их перепалок и ссор это часто обезоруживало Кен-Мара.

Так они стояли и смотрели друг на друга, отец и сын, когда в комнату вплыла Герцогиня. Ее было трудно узнать: в своем загородном имении Клариса преобразилась. Вместо облегающих штанов и боевой перевязи с огнедыхом на ней было зеленое летнее платье, полы которого изящно колыхались. Голые плечи и глубокий вырез, позволяющий оценить красоту соблазнительных прелестей зрелой женщины, распущенные каштановые волосы — все это никак не соответствовало строгому образу воительницы, которую побаивался сам Барон.

— Привет, мам.

Малыш чмокнул ее в щеку. Клариса хотела обнять его, но он увернулся.

— Хороший прикид, — Малыш обошел Герцогиню. — Огнедых под платьем? «Говорун»? Хотя, пожалуй, я бы нашел куда и «Толстяка» пристроить.

— Малыш! — рассерженно гаркнул Кен-Мар и шагнул к сыну. Парень отскочил в сторону.

— Э, нет! Ты мне достаточно уши крутил. Теперь ее очередь.

Клариса лишь растерянно улыбалась.

— Ага! Я догадывался: матери добрее отцов, — кивнул парень. — Если бы знал, давно бы к ней убег.

Он обвел взглядом помещение: зеркала, тяжелая деревянная мебель, картины с заморскими пейзажами, хрустальная люстра с огромным количеством свечей и двумя десятками лжедайлов.

— Здесь хорошо, почти королевские покои, — продолжал он ерничать. — Особенно нравится сад. Там такой лабиринт! Отец, ты не поверишь: среди кустарников и цветников разбросаны макеты чудных механизмов. Очень понравился верстак с оружием. Жаль, оно все припаяно намертво. Или часы: я так и не понял, как они работают. А еще там есть чугунная скамейка, изящная такая. Наверное, тебе она очень нравится, да, мам?

— Да… Ее поставили туда одной из первых. Я люблю отдыхать там. Иногда, — Клариса по-прежнему была сама не своя.

— Оно и видно, — Малыш хитро подмигнул Кен-Мару. — Там на спинке в углу выгравировано «К+К» и сердечко такое забавное.

Кен-Мар удивленно поднял брови и посмотрел на Герцогиню. Клариса вспыхнула:

— Чушь! Там ничего нет.

Малыш рассмеялся:

— Ага! Купились!

— Это ты его врать научил? — строго спросила Герцогиня.

— Он, он! Рядом больше никого и не было, — парировал Малыш.

Клариса опустила глаза.

— Ладно, вы тут поворкуйте, как меня воспитывать, а я погуляю. Может, сестренку встречу. Я вообще самый счастливый человек: ко мне бабы так и липнут.

Клариса проводила его взглядом и сказала с горечью: