Это был Каараннес, и от него исходил дух многообещающего приключения.

Я посмотрел на свою одежду и понюхал рукав. Я был как тролль Рёлли. Рубашка потная, в пятнах и пахла псиной. На отворотах походных брюк явные следы собачьего дерьма. Чертов дед, что сотворил.

Под вечер мне позвонили, и это заставило меня приехать к озеру.

– Приезжай забрать шкуру. Бродит по двору, паршивая дворняга, – сказал старик в трубку. Когда я спросил о характерных приметах, он ответил, что это та уродливая скотина – возмутитель спокойствия, и не задавай глупых вопросов. В завершение старик поклялся, что, если я срочно не появлюсь в их местности, собака умрет.

Ничего не оставалось, кроме как прекратить гладить рубашку и сказать Матти и Йоханнесу из соседнего питомника, чтобы они отправлялись на террасу, не дожидаясь меня. Мне необходимо поехать на запад, на поиски собаки.

Я вырулил свой «Хайлакс» во двор этой злосчастной избы, окна которой выходили на суровое озеро. Нанока там не было. На месте был только похожий на пьянчугу старик, сидевший под хозяйским флагштоком с недопитой бутылкой пива «Лейона».

– Аа-а, такой вот парень здесь гоняется за собакой, – протянул старик, и его лицо выразило любопытство.

– Где же собака?

– На том берегу она всех достала. Но ты же еще совсем мальчик. Хотя, конечно, в таком возрасте уже вполне понимают, как трахаться, – съязвил старик, обнажив свои почерневшие длинные пеньки зубов. Его смех был настолько хрипло-протяжный, как будто в горле клокотала литровая бутыль соплей.

Я исследовал берег и прибрежный песок. Ни когтей, ни отпечатков лап. Болтовня старикашки, пустые слова, принесенные северным ветром. На берегу услышал далекий рокот летнего вечера и вспомнил, что действительно был канун летнего солнцестояния – празднование Юханнуса. Нормальные молодые люди не бродили в одиночку по пустынным берегам в погоне за своей далекой мечтой. Понимающие толк в жизни стопроцентно расслаблялись, общались друг с другом, пересекались и чередовались, при удаче даже перекрывали друг друга. Праздновать должен человек в Юханнус, а не спрашивать о дворняге.

Звук раскатывался биением пульса по спокойной поверхности озера. Музыка. Там, вероятно, какая-то вечеринка? Чем внимательнее я слушал, тем больше притягивал к себе этот звук. Это был запах меда на хоботке пчелы, стук клюва дятла-желны о сухостой. Это был зов полуночного солнца.

Над дверью ресторана сияла вывеска, на которой красными буквами было выведено: Паб «Робкий арктический голец». Направился туда. Обогнул построенную у края порогов площадку, на которой бушевала рок-группа. Усилители выдавали ритм сполна. Рэпер в рубашке лесоруба, свободных джинсах и кепке свидетельствовал с широкой северной нотой:

«Мне не нужны длинные жерди, чтобы пересечь болото. Я прокладываю свой собственный путь, свечи у чувака зажжены»[33].

Перед пабом пахло сигаретами. Я открыл дверь. Теплый, влажный воздух ударил в лицо. Во двор шмыгнули две молодые женщины с выпученными глазами – я придержал для них дверь. Женщины достали сигареты из своих сумочек и, казалось, были одного мнения, что этот парень чертовски напрягает.

Нырнул внутрь, окинул взглядом людское море и направился к стойке. Попеременно оглядывал официанта и клиентов. Пышногрудая блондинка в летней юбке прошла, покачиваясь, мимо, за ней проследовала еще более пухлая малютка с роскошными бедрами. Из лож доносилось отвратительное мычание парней. Да и как могли звучать эти бородавочники? Всегда и везде одинаково. На перемене, в раздевалке бассейна, на последнем ряду сидений в автобусе – везде одна и та же безмозглая болтовня.

Я протиснулся сквозь толкучку и вдавился к стойке. Поднял палец, надеясь, что кто-нибудь из официантов увидит это. Хотя жажды не было, сделал заказ, чтобы был повод остаться и поглазеть на людей.

К то-то протолкнулся боком к стойке, настолько близко от меня, что я смог почувствовать запах кожи. Вспомнил ее.

Осмелился взглянуть через плечо. Я был прав. Это была женщина из деревенского бара. Она подняла руку и крикнула Ярмо. Потный бармен с полными пивными кружками в руках посмотрел в сторону женщины и кивнул.

Я незаметно приосанился, помахал пальцем в воздухе и сделал вид, будто не заметил женщину. Но женщина узнала меня.

– Все еще не нашел собаку, – произнесла она. Я обернулся, ее темные глаза смотрели на меня лукавым взглядом: – Я знаю, где она.

– Ну, где же?

– Информация платная.

– Сколько? – продолжил я, начиная подыгрывать, хотя понимал, что и она ничего не знает. Такие они были, много пустых слов из большого рта, но тут хотя бы красивые зубы.

– Кекконен и уедем, – сказала женщина, придвинувшись ближе. – Черт возьми, не могу больше здесь находиться. Глаза щиплет.

Я огляделся вокруг. Бородавочники пристально смотрели на нас. У дверей двое парней постарше отвернулись, как только наши взгляды встретились.

– Что значит Кекконен? – спросил я.

– Ярмо, эй! – крикнула женщина и махнула рукой через стойку. – Один Кекконен! – заказала она и, обернувшись ко мне, спросила, что для меня.

– Лимонад.

– Лимонад?

– Хотя бы «Джаффу», – сказал я, и она развеселилась.

– Кекконен и один лимонад «Джаффа». Мой красавчик заплатит!

Бармен пришел с напитками и остановился на минутку поболтать с женщиной о том, что компания настолько расслабилась и загуляла, что сам Ярмо сможет присоединиться к празднованию Юханнуса только после двух часов ночи. Бармен рассчитал стоимость напитков и, возвращая сдачу, сказал нуу-у-пожалуйста, потому что это полагалось сказать. Затем он наклонился ко мне, прикрыл рот рукой и прошептал так, чтобы женщина обязательно услышала:

– Будь, парень, с ней осторожен.

Женщина хихикнула, сказав Ярмо, черт возьми, и что-то прострекотала следом. Я глотнул лимонада. Он был холодный и сладкий. Мне было стыдно.

Женщина молча потягивала свой коктейль. Я не осмеливался произнести ни слова, ибо из моего рта могло вылететь что угодно. Даже лимонад.

Взглянув на полку с виски, я увидел, как Ярмо и его товарищи набирают обороты в своем забеге. В этом была их работа, требовалось удержать массу присутствующих в течение всего вечера в изрядном подпитии. Я сканировал глазами стены; у дверного проема висели фотографии, афиши, старая реклама артиста, внизу которой грубым почерком приписано 19.5. в 21. Над дверью туалетов висела декоративная металлическая табличка, на которой были выгравированы очки Кекконена и текст: Кекконену за все спасибо. Дверь открылась, внутрь ввалилась группа молодых людей и музыканты.

– С кем ты здесь? – спросила женщина.

– Один. Приехал искать собаку.

– И решил, что найдешь