Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 62

Там у дверей уже стоял чистенький экскурсионный автобус, за стеклами виднелись равнодушные лица иностранных моряков. Возле автобуса суетился красивый чернявый парень в небрежно накинутой на плечи серой куртке, судя по описанию, тот самый Кастикос, порученный ему на этот день. Сидоркин постоял в стороне за липами, дождался, когда из подъезда вышла Евгения Трофимовна, и с равнодушным видом пошел к автобусу.

Евгения Трофимовна посмотрела на него внимательно и всплеснула руками:

– Вася! Как ты тут оказался?!

– Да вот, с работы, – ответил Сидоркин, растерявшись от неожиданной фамильярности, от этого невесть откуда взявшегося имени – Вася. Хотел вежливенько напомнить, что вот уже двадцать три года его зовут Николаем, да передумал.

– Поедемте с нами!

В ее голосе была такая неподдельная радость, что он удивился: «Умеет же! Ведь видит, верняком, второй или третий раз».

– А вы куда собрались? – спросил Сидоркин.

– Гулять. Отдыхать будем, по горам бродить и всякое такое.

– А нельзя «всякое такое» без гор?

– Нельзя, у нас – экскурсия. Поедемте, а? – И, повернувшись к матросам, выглядывавшим из окон автобуса, начала горячо объяснять им что-то по-английски.

Сидоркин прислушался, напряженно вспоминая из англо-русского словаря, с которым не расставался с тех пор, как поступил на юрфак. И все-таки разобрал: Евгения Трофимовна представляла его иностранцам как своего давнего и доброго соседа, у которого один грех – любит выпить, и спрашивала, не возражают ли они, если сосед Вася поедет с ними.

Матросы пожали плечами: им было все равно.

Насчет «греха» в легенде ничего не говорилось, и Сидоркин разозлился на Евгению Трофимовну за такую инициативу. В баулах, лежавших на сиденьях, похоже, были не одни дорожные бутерброды, и Сидоркину, «любителю выпить», трудно будет отказываться от угощений.

Но ничего не оставалось, пришлось принимать игру, глупо улыбаться и лезть в автобус с этой «этикеткой», так великодушно приклеенной к нему Евгенией Трофимовной.

Он сидел в заднем ряду и осматривал матросов. Их было восемь, судя но виду и языку – не только греки с «Тритона». Евгения Трофимовна время от времени оборачивалась, словно желая убедиться – все ли на месте. Рядом с ней сидела переводчица, непрерывно говорила, показывая в окна на пробегавшие мимо причалы, дома, обелиски.

Первую остановку сделали возле памятника «Вагон». Тридцать лет назад этот вагон оказался на ничейной земле и был так изрешечен пулями и осколками, что даже теперь, через годы, было страшно смотреть.

Матросы ходили вокруг вагона, качали головами, совали пальцы в пробоины. А чернявый Кастикос раскурил сигарету, вставил ее в пулевое отверстие.

– Русский паровоз, – сказал по-английски и засмеялся, оглядываясь.

В горле у Сидоркина сжалось и закипело. Он шагнул к сигарете, но удержал себя – прошел мимо, наклонился у края бетонной площадки, принялся зачем-то выковыривать из земли камень.

«Нельзя! – говорил он себе. – Они не должны знать, что я их понимаю».

Он возился с камнем долго и зло. Когда поднял голову, то увидел, что все экскурсанты уже в автобусе, а в дверях стоит Евгения Трофимовна и смотрит на него укоризненно.

– Вася, мы тебя ждем.

Пнув напоследок камень, Сидоркин прошел на свое место и притих там, ругая себя за невыдержанность и удивляясь вроде бы давно знакомому по книгам – трудности быть единым в двух лицах.

Обычно в угрозыске все просто, как на фронте: тут – свои, там – чужие. Хоть и скрытая борьба, а ведется она все-таки в открытую, гордо и красиво. «„Шерлок Холмс“, наверное, потому и читается, – думал Сидоркин, – что он со своей логикой прям, как жезл. А кого не привлекает надежное и устойчивое?! Если бы того же Шерлока Холмса сделать хитрым приспособленцем – себе на уме, – который обманывает и совершает гнусности, чтобы потом разоблачать, то еще неизвестно, было ли бы у него столько поклонников».

Автобус между тем пробежал по шумным улицам, выехал за город и пошел вилять по серпантину дороги, поднимаясь все выше в горы. Остановился он возле стеклянного дорожного павильончика для пассажиров, на котором выделялась крупная надпись – «Перевал». Справа и слева горбились вершины, покрытые мелколесьем, придавленным и скрученным свирепыми местными ветрами. Впереди необозримо простирались затуманенные далью всхолмленные степи, и поезд, вынырнувший из-под горы, серой гусеницей извивался меж холмов, убегая в белесый простор.

Тугой холодный ветер быстро загнал экскурсантов за стенку павильона. Только Кастикос все ходил по-над обрывом, разглядывая дали в морской бинокль.

– Взгляните на эту гору, – говорила переводчица. – На этой горе в войну стояла легендарная батарея, которая одна в течение десяти дней сдерживала натиск фашистов, не пропуская их через перевал. Батарею поставили моряки-артиллеристы всего за несколько дней до того, как фашисты прорвались к горам. Еще не были закончены эти работы, когда рота вражеских автоматчиков просочилась туннелями сквозь гору. Их пропустили и в несколько секунд расстреляли из морских скорострельных пушек.

– Расстреляли?! – с деланым испугом воскликнул Кастикос по-русски.

Переводчица сбилась.

– То ж были фашисты! – воскликнула она.

– Солдаты подчиняются приказу.

– Они – захватчики! – По лицу переводчицы бегали пятна, и видно было, что она еле удерживает слезы.

– Хозяин дома и вор, забравшийся в дом, не могут считаться равноправными, – сухо сказала Евгения Трофимовна. И повторила то же самое по-английски.

– Точно. – Сидоркин сплюнул окурок на дорогу а скривил губы в злой усмешке. – Вчерась кобель соседский во двор заскочил, за курой погнался. Так я его поленом по морде. Сразу понял, кто тут хозяин.

Грустно улыбаясь, переводчица принялась пересказывать экскурсантам слова Сидоркина. У нее выходило что-то вроде детской сказочки о злой собаке, которая чуть не задушила невинную курочку, и о добром хозяине, прогнавшем собаку.

– А потом по дороге пошли танки, – быстро заговорила переводчица, словно боясь, что ее снова перебьют. – А дорога через перевал одна. Сколько танков пошло, столько на дороге и осталось…

Когда тронулись с перевала по ухабистой дороге дальше в горы, Кастикос подсел к Сидоркину, расстегнул баул:

– Виски?

Сидоркин поглядел этикетку, понюхал пробку и сморщился, возвращая бутылку.

– Керосином пахнет.

Не обратив внимания на это замечание, Кастикос открутил пробку, налил пластмассовый стаканчик. Отказываться было рискованно, приходилось играть роль до конца. Сидоркин выпил, расплескав половину виски, брезгливо понюхал пальцы.

– Самогон лучше…

Автобус дернулся на очередном ухабе и остановился.

– Дальше не поедем, – сказала Евгения Трофимовна. – Посмотрим здесь, а потом будем возвращаться.

– Почему? – забеспокоился Кастикос. Он сунул бутылку в баул и пошел вперед между креслами. –

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 62