— О-дин! — закричал я. — О-дин!

Торстейн тявкала, как бешеная собака.

Лало выбрал идеальный момент. Пять стрел взмыли в воздух, нацеленные точно в передние ряды врага. Двое погибли, несколько закричали от боли. Прилетел еще один залп, нанеся аналогичный урон. Третий, и еще больше убитых и раненых. Началась паника; англичане не знали, что это были последние стрелы Лало и его спутников.

Я увидел, как один англичанин обернулся назад, и, ликуя, я изменил направление бега, чтобы добраться до него первым. Я снова взревел, и он вздрогнул. Я приблизился на полной скорости, каким-то чудом увернувшись от нацеленных на меня копий. Мой щит врезался в его, и он отшатнулся, не пытаясь сопротивляться. Мой топор расколол его от шеи до середины грудной клетки, и кровь хлынула фонтаном. На меня, на мой щит, но лучше всего — на человека слева от него. Тот завыл и попытался повернуться, и я раскроил ему затылок.

Рядом Торстейн ругалась и била, била и ругалась. Англичане кричали, толкались, даже спорили друг с другом. Я убил третьего, и четвертого. Ряды англичан передо мной расступились; те, что были сзади, начали пятиться. Неужели они действительно сломаются, подумал я, сломаются и побегут?

Конечно, это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Появился какой-то капитан, в кольчуге и шлеме норвежского образца с защитными кольцами для глаз, он колотил людей плашмя мечом и изрыгал страшные угрозы. Англичане снова сомкнулись, и люди пошли на меня. Я нацелился на другого, неуклюжий боковой удар, который почти промахнулся. Но край лезвия моего топора зацепился за его плоть, и этого было достаточно. Он прочертил глубокую линию на его шее, вскрыв крупные сосуды. Думаю, он перерезал и трахею, потому что тот издал ужасный, булькающий звук, падая.

Это заставило ближайших замереть, и я крикнул:

— Торстейн!

— Да?

— Хрольф и Тормод достаточно далеко ушли? — Я говорил по-ирландски. Некоторые англичане знали норвежский, но мало кто мог понять мой язык.

— А кто его знает? — рассмеялась Торстейн. Звук получился безумный, дьявольский.

— Мы нужны остальным.

— Значит, отступаем с боем?

— Да!

Я отрубил англичанину руку и впечатал навершие топора в лицо другому, превратив его нос в кашу. Я сделал шаг назад, потом еще один. Англичанин бросился на меня, но скользкая от крови земля оказалась предательской, и он упал, преградив путь двоим позади. Я отступил еще на несколько шагов, быстро взглянул, на месте ли Торстейн — она была на месте, — и продолжил отход.

Английский капитан ревел. Он все видел, знал, что это прекрасная возможность навалиться и убить нас обоих, но его люди опасались. Я прикончил пятерых и вывел из строя двоих. Торстейн, должно быть, сделала то же самое. У англичан было численное преимущество, но первый, кто доберется до любого из нас, умрет, и, по всей вероятности, второй тоже. Поэтому они колебались, и, пользуясь их робостью, мы с Торстейн увеличили скорость. В двадцати с лишним шагах от них мы обменялись кивками, развернулись и побежали.

Заливаясь лаем, как гончие, англичане устремились в погоню вверх по склону. Удивительно, как быстро можно двигаться, когда на хвосте у тебя орда врагов. Мы немного оторвались, потом еще чуть-чуть, но постепенно вес наших кольчуг начал сказываться. И пиво тоже, хоть я и ненавидел это признавать.

Лало и остальные бежали рядом с англичанами, швыряя камни, но те были достаточно тяжелы лишь для того, чтобы отвлечь, а не причинить реальный вред. История могла бы закончиться плохо, но тут, неожиданно, появился Имр, более желанный, чем дождь после засухи. Он привел с собой половину нашей команды, около двадцати с лишним воинов. Построившись «кабаньей мордой», с ним во главе, они пронеслись мимо меня и Торстейн и с оглушительным треском врезались во врага.

Это была игра в одни ворота. Англичане, только что легко преследовавшие двух воинов, столкнулись с бронированным строем убийц с топорами. Люди кричали и умирали. Они отступили и побежали вниз по склону, не обращая внимания на яростные крики своего капитана.

У нас было немного времени, прежде чем англичане вернутся. Их все еще было гораздо больше. Хитрый Имр приказал воинам пятиться назад к нашей позиции.

— Долго же ты, Ворон Бури, — сказал он.

— То же самое могу сказать и о тебе, — ответил я. Мы рассмеялись, смехом облегчения и веселья.

Дух наш был высок. Все добрались до вершины холма, даже Хрольф и Тормод. Над ними и другими зеваками безжалостно потешались, но они отвечали тем же, обвиняя остальных в том, что те сидели на задницах и ничего не делали, пока их бедные, страдающие товарищи по веслу рисковали быть перебитыми. Пока продолжался добродушный смех, люди сели отдохнуть. Пили воду, делили хлеб, проверяли снаряжение.

С вершины холма открывался вид на побережье. Облако дыма отмечало место, где мы стояли лагерем, где все еще горели остатки «Бримдира». Я насчитал четыре корабля на якоре поблизости, но остальная часть вражеского флота исчезала из виду. Это было хоть что-то, и пока английский отряд довольствовался тем, что оставался на месте — зализывая раны, строя планы, — место это было на самом деле прекрасным. Порхали луговые мотыльки. Пчелы трудились в красном вереске, а неподалеку клушица рылась в рыхлой почве в поисках личинок, зорко следя за нами, незваными гостями на ее территории. Высоко в небе парила пара соколов.

— Четыре команды — это сколько человек? — спросил Векель.

— Если как на драккарах, — сказал Имр, — то от двухсот до двухсот сорока.

— Я насчитал около ста пятидесяти, — сказал Лало.

Имр хмыкнул.

— Остальные, должно быть, охраняют корабли.

— Если вычесть тех, что пали от стрел и наших топоров, можно смело убрать тридцать, а то и тридцать пять, — сказал я.

Имру это понравилось.

— Вы хорошо поработали, все вы. Тем более что вернулись живыми. — Его взгляд скользнул к англичанам, и выражение лица стало жестким.

«До сих пор мы не понесли потерь, — подумал я, — но это скоро изменится». У наших лучников кончились стрелы, и хотя мы занимали высоту, воинов было недостаточно, чтобы помешать врагу добраться до вершины. Они окружат нас и, благодаря численному превосходству, уничтожат до последнего.

— Какого черта в Хель такой флот делает так далеко на западе? — снова