Я одобрительно похлопал его по плечу, и он вздрогнул и сжался от моего прикосновения. Браун убрал руку с револьвера и выпрямился.

— Насколько бы проще для всех было, Финнеган, если бы у тебя хватило порядочности сдохнуть за решеткой, — сказал он, неодобрительно качая головой.

— Увы, Браун, такая у меня судьба — всех разочаровывать. Не буду вам мешать — кажется, Майку надо было с тобой поговорить.

Я повернулся к своему чубарому, который стоял у коновязи рядом с участком, накинул седельные сумки на его спину, отвязал повод и забрался в седло. Потом мне пришла в голову мысль, и я обернулся и окликнул шерифа:

— Один вопрос, Браун.

— Чего тебе еще, Финнеган?

— Кто купил мою Сэнди? Ее должны были продать с торгов, верно? Кому она досталась?

Он заколебался.

— Я все равно узнаю, Браун, это ведь не тайна, — подбодрил его я. — Протокол аукциона должен храниться в архивах городского совета.

Шериф устало вздохнул.

— Старый Джейсон Макдональд выкупил ее за три тысячи долларов. Собирался пустить в развод. Что ты задумал, Финнеган?

— Ничего дурного, Браун, честное слово. Просто хочу навестить старого друга. Единственного, кто меня никогда не предавал.

Ранчо Макдональда располагалось к северу от Солти-Спрингса, милях в пяти. Оно было меньше, чем обычные ранчо скотоводов, с огороженными и охраняемыми выпасами: Макдональд разводил породистых лошадей и делал на этом хорошие деньги. Но по его дому сказать этого было нельзя — это была скромная двухэтажная постройка с выбеленными известкой стенами, очень похожая на дом Майка Брэди, разве что чуть больше размером. В палисаднике возилась пожилая особа в ситцевом чепце и накрахмаленном белом переднике. Я стянул шляпу, поинтересовался, дома ли мистер Макдональд, и получил ответ, что «хозяин» сейчас со своими лошадьми. Поблагодарив пожилую леди, я повернул чубарого в сторону пастбищ.

Один из рэнглеров1, коренастый парень лет двадцати в джинсах и клетчатой рубашке с закатанными рукавами, завидев меня, подъехал поближе и поинтересовался, чем он может мне помочь. Я сказал, что меня интересуют кобылы мистера Макдональда, и он кивнул и сделал знак следовать за ним. Как и на многих подобных ранчо, кобылы здесь содержались табунами, на выпасах с крепкой жердяной оградой, подальше от жеребцов, у каждого из которых был собственный загон. Я не задавал вопросов: я боялся. Десять лет — немалый срок, особенно для лошади. За десять лет могло случиться что угодно.

Подъехав поближе к ограде выпаса, я посвистел, и с моей души свалился огромный камень, когда мне ответило тоненькое ржание из середины табуна. Гнедая кобылка с точеными ногами грациозной рысью подбежала к загородке и потянулась ко мне. Рядом с ней увивался голенастый жеребенок, вороной с белой звездой. Я спрыгнул с седла.

— Сэнди, Сэнди… — пробормотал я, гладя ее морду с длинной белой проточиной. В горле стоял огромный ком, глаза защипало. — Ты меня не забыла, старушка… Конечно, не забыла, ты не могла меня забыть, верно? Ну-ка, дай пять!

Сэнди присела в полупоклоне и протянула мне правую ногу, не без кокетства изящно согнув ее в колене, и я пожал ее сквозь загородку и рассмеялся, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Я скормил ей все сухари, которые нашел в карманах, и называл ее всякими ласковыми именами, и любовался ею. Я заставлял ее проделывать все те трюки, которым учил когда-то, и смеялся до слез, глядя на то, как она притворяется мертвой, лежа на боку, а ее жеребенок беспокойно скачет вокруг и возмущенно тычет в нее носом, требуя немедленно подняться. Я забыл, где я, забыл, что я здесь не один, и только когда у меня закончились и сухари, и ласковые прозвища, я немного пришел в себя — ровно настолько, чтобы заметить, что к парнишке-рэнглеру присоединились трое его товарищей. Они окружили меня полукольцом — молодые, крепкие ребята на приземистых горбоносых лошадках — и очень внимательно следили за каждым моим движением. Чем-то они напоминали молодых волков, неторопливо обходящих добычу в ожидании сигнала от вожака.

Тяжелый топот копыт возвестил о его появлении — старик Макдональд верхом на могучем соловом квотерхорсе2 подлетел к нам галопом, сжимая поводья левой рукой. В правой он держал винтовку.

— Убирайся отсюда, Финнеган! — рявкнул он, вскидывая ее к плечу и нацеливая на меня. — И если я еще раз увижу тебя на своей земле, разговор будет коротким!

Я немного помедлил, прежде чем забраться в седло. Я не привык, чтобы со мной так разговаривали. Но чем дольше я глядел на этого нелепого старикана с его воинственно топорщащейся бородой и круглым брюхом, туго обтянутым засаленным жилетом в полоску, тем яснее я понимал, что воевать с ним не хочу. Он был вздорным, властным, неопрятным типом, который ничего не желал знать, кроме лошадей, но уж их-то он знал и любил по-настоящему. Он окружил Сэнди заботой и лаской, позволив ей вести спокойную, привольную жизнь долгих десять лет. Все остальное значения не имело. Мне нечего было делить с этим человеком, не за что было ему мстить и не о чем было с ним разговаривать. Я кивнул и забрался на своего чубарого.

— Берегите ее, мистер Макдональд, — сказал я. Сэнди забеспокоилась, видя, что я собираюсь уехать, и издала тонкое призывное ржание. Этот звук хлестнул меня, как удар бича. Я втянул голову в плечи и пришпорил коня, посылая его с места в галоп.

Парнишка-рэнглер проводил меня до границы ранчо, следуя как тень ровно в десяти футах за моей спиной и немного слева. На его бесстрастном лице не отражалось ровным счетом никаких эмоций — ни любопытства, ни страха, ни насмешки, — и это делало его еще больше похожим на молодого, сильного волка. Только в самом конце, уже натягивая повод, он окликнул меня:

— Это правда, что она однажды проскакала сто двенадцать миль от Доусона до Лаки-Чойса за пять часов?

— Пять часов и десять минут, — сказал я. — Да. Правда.

Он удовлетворенно кивнул.

— Я думал, старик бредит, — коротко пояснил он и, развернувшись, унесся прочь на своем мустанге. Я направил чубарого в