– Послушайте, сегодня пятница, и согласно вашей религии, это праздник. Поэтому ваш сын не пошел в школу?

– Нет, школьники не соблюдают Джуму, праздничный день.

– А как насчет взрослых? Я имею в виду, является ли сегодняшний день праздником для вас или нет?

– Необязательно. Мы, уйгуры, немного отличаемся от других мусульман. У нас, например, свои мечети, и каждый верующий волен посещать их по своему усмотрению. Однако мы строго соблюдаем исламские пищевые предписания: никакой свинины и алкоголя.

– Ты уверен? Я бы не сказал, что алкоголь здесь под запретом. Во время моих предыдущих поездок в Синьцзян я часто видел, как уйгуры пили спиртное, не особо задумываясь.

– Что ж, возможно, есть исключения, но в целом мы довольно строго соблюдаем мусульманские предписания.

В этот момент в разговор вмешалась его жена, заметив, что в Синьцзяне преобладают исламские гастрономические традиции, и даже ханьцы теперь ценят уйгурскую кухню. Присмотревшись, можно заметить, что китайские рестораны здесь – редкость. В подавляющем большинстве заведений подают традиционные мусульманские блюда, где баранина и ягнятина – обычное дело, а свинина практически под запретом. Она добавляет:

– Когда ханец приглашает уйгура или казаха на обед, он всегда выберет исключительно мусульманский ресторан.

– Из вежливости или из уважения к гостю?..

– Да, конечно, но еще и потому, что уйгурская кухня очень вкусная и богата особыми блюдами. Для гурманов это настоящий праздник.

Чжан Нань рассказал, что когда женился, то выбрал мусульманский ресторан, чтобы пригласить всех своих друзей-уйгуров и хуэй, иначе они бы «вежливо» отказались. По его словам, в Синьцзяне приглашать друзей на обед или ужин в мусульманские рестораны – почти повсеместный обычай:

– Шашлыки из баранины популярны среди китайцев, это своего рода деликатес, который можно найти на каждом шагу в уличных лавках.

Госпожа Тургунай продолжала разливать горячий чай и почти не вмешивалась в разговор, лишь подтверждая, что уйгуры действительно мусульмане, хотя и не такие строгие в своих религиозных практиках, как хуэй. Но священные дни и традиции они соблюдают.

А что же маленький Элишир? Родители уверены: изучив английский, он станет трехъязычным гражданином Поднебесной, его ждет хорошее будущее. В первую очередь мальчик поедет учиться в Европу – возможно, чтобы осуществить мечту своего отца Ахмаджана, который после моего визита надеется, что однажды Элишир сможет приехать в Италию и познать секреты кожевенного производства. Тем более, он уже знает кое-что о шкурах и коже.

Мать, не сводя глаз, любуется им, этим мальчиком с внимательным и решительным взглядом. Когда я прощаюсь с ними, они обнимают меня в знак уважения к нашему знакомству, подтвержденному очевидным душевным родством.

Завершая путешествие по Синьцзяну, я проникся еще большим уважением к китайскому духу «опоры на собственные силы». Нельзя не отметить, что, несмотря на некоторые серьезные ошибки, учение маоистской мысли принесло свои плоды. Разработав общекитайскую философию «превращения поражений в победы», народ обрел смелость превратить пустыни в поля хлопка и овощей.

То, что я увидел в Синьцзяне, представляет собой уникальный эксперимент, который продолжает приносить все более обильные плоды. Теперь предстоит работать над установлением мира. Нельзя недооценивать терроризм, но его причины можно искоренить с помощью культурной терпимости, этнического взаимопонимания и предоставления прав. Столкновение цивилизаций – это свидетельство того, что варварство все еще практикуется. И Государство не должно этого допускать.

Три особенных встречи

Мао Цзэдун в семейном формате

Он определенно был похож на своего деда. Крепкое телосложение, круглое лицо, обвисшие щеки. Если бы не челка на лбу, Мао Синьюй был бы точной копией дедушки Цзэдуна. Даже голос у него, вопреки моим ожиданиям от человека такого роста, был слегка хриплым, как у Великого Кормчего.

Прошло несколько лет с нашей первой встречи, организованной моей подругой Пэй Хуэйминь, преподавателем истории в университете, в гостинице. Мао Синьюй, единственный внук председателя и, следовательно, единственный носитель его великой фамилии, сейчас является генералом Народно-освободительной армии, но его любимым занятием по-прежнему остаются исторические исследования китайской революции и сложной политической эпопеи его великого деда.

Во время нашей встречи в начале 1990-х я сделал несколько интересных заметок на полях его детских воспоминаний. Действительно, когда 9 сентября 1976 года Мао Цзэдун скончался, Синьюй был шестилетним мальчиком. Однако он рассказал мне, что отчетливо помнит, как вместе с родителями навещал деда в резиденции Чжуннаньхай.

Перед председателем его отец Мао Аньцин, второй сын, страдавший депрессивным расстройством, и мать Шао Хуа, выпускница военного училища, слегка заикались от волнения. В то же время дедушка казался доброжелательным и удивительно спокойным. Живя почти в одиночестве, но всегда под наблюдением ненавязчивых телохранителей, он обосновался в одноэтажном доме, окруженном садом с виноградниками у озера. Просторная приемная, выполненная в виде гостиной с большими креслами, в центре которой гордо располагалось дедушкино кресло, всегда украшенное вышитыми белыми салфетками. На стенах размещались полки его личной библиотеки, из книг выглядывали многочисленные полоски бумаги – заметки и записки, которые Мао любил вкладывать между страницами. Рядом стоял стол с тарелкой свежих фруктов – яблок, персиков или апельсинов, в зависимости от сезона, которые Мао предлагал гостям, но никто не осмеливался принять предложение. Однако однажды это произошло, когда с визитом пришел Дэн Сяопин в сопровождении одного из своих внуков.

Председатель обратился к явно испуганному ребенку: «Ты что, не собираешься поздороваться с дядей Мао?»

Внук спрятался еще дальше за спину дедушки. Тогда Дэн предложил Мао угостить мальчика кусочком фрукта. Как только Мао сказал ему об этом, ребенок оживился и ответил: «Спасибо, дядя Мао».

Дэн тут же обратился к председателю: «Видите, как действует небольшой стимул?»

Мао Синьюй не мог с уверенностью сказать, произошла ли эта небольшая сценка на самом деле, но не было сомнений, что в те годы великого «свободного пробуждения» она распространилась по всему Китаю, словно благая весть.

Он не помнил, чтобы дед когда-либо предлагал ему фрукты с того стола, но запомнил, как дед подзывал его к себе, расспрашивал об успехах в детском саду и просил вывести мизинцем на ладони несколько иероглифов.

Совершенно очевидно, что Синью вырос, боготворя своего могущественного и почти святого деда, и ему было нелегко построить нормальные отношения со сверстниками. Повзрослев, он посвятил себя историческим исследованиям и даже опубликовал биографическую книгу, представив обширное повествование о Мао с точки зрения одного из домочадцев, в отличие от своей семьи, которая всегда держалась в тени, включая дочерей Ли