Он замахал руками, пытаясь меня схватить. Я топнул и с удовлетворением почувствовал, как его нос хрустнул под моим сапогом.

— Это тебе за то, что ты скиткарл, — сказал я и топнул снова. Он взревел и свернулся в клубок, что позволило мне взглянуть на его жертву. Меня можно было сбить с ног перышком. Это была та молодая ирландка из лавки серебряника, та, что так меня пленила. Но сегодня на ней было великолепное синее платье, а в рыжих волосах — венок из цветов. Она была ошеломительна.

— Это вы, — комментарий был таким жалким, что я внутренне съежился.

Бровь изогнулась.

— Вот так сюрприз.

— Вы ранены?

Ее рука поднялась к шее, к багровому следу от пальцев.

— Совсем немного.

Я снова пнул мужчину, и он застонал.

— Невоспитанная скотина.

— Если Сигтрюгг узнает, ему конец.

Я онемел. Потрясение было таким же сильным, как в тот раз зимой, когда, к веселью моих товарищей, я упал головой вперед в Черный пруд.

— Будешь так рот разевать — муха залетит, говаривала моя мать.

— Вы — Слайне, дочь Бриана Бору.

— Если только Сигтрюгг сегодня не женился на ком-то еще.

Невероятно, как легко она меня смущала. Я снова пнул его, вызвав удовлетворенный стон. В голове все кружилось.

— Что… почему вы были снаружи, моя госпожа?

Теперь настала ее очередь краснеть.

— Мне нужно было подышать свежим воздухом.

Это мне было знакомо, по крайней мере, я так думал.

— Перебрали с элем?

— Нет! Потому что меня только что выдали замуж за человека, у которого сыновья моего возраста!

— Простите. Я не подумал. — Она не ответила, и я сказал: — Вы не были согласны на этот брак.

— У меня не было выбора!

— Полагаю, что нет. — Меня наполнило сочувствие к тому, что дочь короля, а теперь жена и королева другого, имела столько же власти над своей жизнью, сколько и тралл.

— Свадьба Сигтрюгга со мной и моего отца с Гормлайт помогла укрепить мир. Это для блага народа. Мои желания ничего не значат.

— Мне жаль, — сказал я, не зная, что еще сказать.

Она сделала пренебрежительный жест.

— У вас не дублинский акцент. Откуда вы?

— Из Линн Дуахайлла, небольшого поселения в дне плавания к северу.

— Я знаю это название. Изначально оно было норвежским?

— Именно. Мой отец был норманном, мать — ирландкой.

— Они оба умерли?

— Да. — Я увидел их обоих: одну, бледную и холодную на родильном ложе, с младенцем рядом, и другого, жертву жадности Кормака. — Моя мать умерла много лет назад. Смерть отца была не так давно.

Она коснулась моей руки, и по коже пробежали мурашки.

— Его уход не был легким?

— Он был убит одним из сыновей Маэла Сехнайлла. Кормаком.

Ее губы сложились в букву «О».

— За что?

— Он пришел в кузницу моего отца и увидел меч — мой меч. Меня в то время не было. Кормак захотел его, а мой отец сказал, что не вправе отдавать клинок. Кормак убил его и забрал меч себе.

— Как ужасно! Вы искали правосудия?

— Тьфу! Я даже не пытался. — Я не собирался упоминать Дун-на-Ски и то, как я не убил Кормака.

— Почему?

— Только одно случается, когда люди моего положения ищут управы у знати.

Потрясенный взгляд, затем:

— Я никогда об этом не думала.

Я удержался от резкого ответа, который вертелся у меня на языке.

— Я надеюсь однажды снова встретить Кормака. Ничто не остановит меня от мести. Ударь меня Один, если я лгу.

Молчание.

Я увидел ее лицо.

— Вы поклоняетесь Белому Христу.

— А вы — язычник. — Она выглядела слегка шокированной, но на ее щеках играл румянец.

— И горжусь. — Я сунул руку под тунику и достал своего ворона.

Она отпрянула, как от рычащей собаки.

Я рассмеялся.

— Вы боитесь старых богов.

— Вовсе нет! — К моему удивлению, она протянула руку и взяла амулет. Наши пальцы соприкоснулись. Смутившись, я отпустил его, хотя прикосновение взбудоражило меня. Она же не отпускала. Теперь мы стояли близко; она изучала ворона-молот, а я вдыхал ее аромат, любовался легкой россыпью веснушек на светлой коже, разглядывал рыжий завиток у самого ушка.

— Вы прекрасны. — «Самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел», — подумал я, чувствуя, как голова пошла кругом, и дело было совсем не в пиве.

Она подняла голову. Наши взгляды встретились. Наши лица разделяла какая-то ладонь.

— Спасибо, — сказала она, улыбаясь.

Мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не наклониться к ней и…

— Это ворон? — спросила она.

— Да. Мунин, одна из птиц Одина. — Слова сорвались шепотом. Сам не знаю почему.

— Моя госпожа? — настойчивый, даже резкий женский голос.

Слайне отступила назад, ее грудь вздымалась и опускалась заметно быстрее, чем прежде.

— Как вас зовут?

— Финн, моя госпожа. Финн Торгильссон.

— Я вам благодарна.

— Моя госпожа, где вы? Ваш муж зовет! — Голос приближался к дверному проему, из которого она, должно быть, вышла.

Слайне шагнула внутрь, не давая служанке выйти и увидеть меня.

— Убить его? — Я пнул ее обидчика в пах, и тот издал глубокий, нутряной стон.

— Вы бы сделали это?

— За то, что он сделал с вами, да. — И я не шутил. — Мертвецы не болтают.

Я ее шокировал, это было очевидно. Она колебалась, пока крики служанки становились все громче, затем сказала:

— Нет. Лишь убедитесь, что он никому об этом не расскажет.

Я твердо кивнул ей, дождался, пока дверь закроется, затем наклонился и схватил мужчину за ворот туники. Подтащив его с земли, я вонзил кончик своего сакса ему в левую ноздрю. Его окаменевшие глаза опустились на клинок, а затем снова поднялись на меня.

— Как тебя зовут?

— Рогнальд.

— Ты с драккара?

— Да. С «Морского жеребца».

— Неудивительно, что ты один из людей Асгейра, — прорычал я. — Я знаю тебя, Рогнальд, и знаю