Я не увидел ни Сигтрюгга, ни Бриана, ни Гормлайт, ни Слайне, когда мы добрались до большого зала. Место было забито до отказа; столы и скамьи были выставлены на улицу, и день был теплый и ясный, так что мы даже не пытались войти. Толпа частично состояла из дружинников и траллов, но были и сотни гостей и доброжелателей. Они прибыли из Дюфлина и Мунстера, Лайина, Осрайе и Миде. К счастью, Маэл Сехнайлл не приехал, как и его сын Кормак. Король Коннахта, однако, послал одного из своих сыновей, а Ульстер, опасаясь нового союза Бриана и Сигтрюгга, отправил отряд высокопоставленных вельмож.

Были и ярлы с Мэна, полные улыбок и тостов за здоровье, привыкшие держать нос по ветру. Присутствовал Ивар из Ведрарфьорда, едва скрывавший свое недовольство, но он всегда был упрямцем. Эмиссары из Лимерика и Дун-Корки были здесь, выказывая уважение Бриану, самой крупной рыбе в их пруду. И последнее, но не менее важное, я заметил Снорри из Ульфрексфьорда, прощенного Сигтрюггом, по крайней мере, так он говорил.

Бывший воин, который также сбежал на «Бримдире», приветствовал нас как старых друзей. Извинившись за нехватку места в зале, он приказал вынести столы и, что важно, две большие бочки пива. Мы с энтузиазмом принялись за дело, поднимая тосты за Сигтрюгга и Слайне, за Бриана и Гормлайт, и за Бывшего воина тоже. Довольный, он подсел к нам и выпил с нами кружку. Свадьба прошла довольно хорошо, сказал он, ее отслужили два епископа и тот священник с тонкими губами.

— Всего лишь «довольно»? — переспросил я.

— Ярла из Ульстера стошнило прямо на пол. Слишком много эля. К счастью, это случилось во время проповеди, и он был сзади. Не думаю, что Сигтрюгг или Бриан видели.

— Кто-нибудь им расскажет, — сказала Торстейн.

— Несомненно, — сказал я. — Еще одна причина для Сигтрюгга таить обиду на Ульстер.

— Так или иначе, за здоровье короля, — сказал Бывший воин. — Пусть он поскорее сделает Слайне ребенка.

Мы подняли кружки и выпили. Сославшись на дела, Бывший воин откланялся.

— Лучше привыкайте к таким тостам. Ибо король будет нашим господином, если мы останемся. Он и Бриан. — Имр обвел всех взглядом, оценивая реакцию.

— Я бы ушел в другие края, — сказала Торстейн, никогда не боявшаяся говорить то, что думает.

Лало кивнул; ему вечно не сиделось на месте. Векель подпер подбородок рукой. Он тоже наблюдал.

— Отныне будет одна политика, и ничего больше, это уж точно, — сказал я. — Бриан — самый могущественный человек в Эриу, и никто не может этого отрицать. Лично у меня нет желания быть его человеком, как не было и желания быть человеком Сигтрюгга.

— Набеги будут, но только на Ульстер, таков мой прогноз, — сказал Векель. — Его короли до сих пор не преклонили колено перед Брианом, а Сигтрюгг захочет отомстить за то, как они с ним обошлись.

В ответ раздались хмыканья и бормотание. Побережье Ульстера славилось штормами, а его жители не сдавались так легко, как, скажем, неженки-монахи из Клуан-Мак-Нойса.

Имр ссосал пену с усов и по-прежнему хранил свои мысли при себе. Невозможно было угадать, к чему он склоняется.

Если он останется, я не был уверен, что смогу. Отношения с Сигтрюггом и до Гленн-Мама были натянутыми, а после злосчастной гибели Арталаха стали еще хуже. Наше пребывание на Мэне ничего не изменило; сидя без дела, Сигтрюгг имел время для раздумий, и не только о том, как его свергли. Несмотря на мои попытки избегать его во время плавания обратно в Дюфлин, его взгляды были убийственными. Остаться, решил я, — значит в конце концов истекать кровью в каком-нибудь переулке темной ночью или плавать лицом вниз в Черном пруду.

Когда я уйду, я буду не один. Торстейн уже высказала свое мнение, а Векель не задержится, если уйдем и я, и его возлюбленная. Значит, и Лало пойдет с нами. Я окинул взглядом товарищей. Большинство новичков, вероятно, останутся, среди них Вали, Тормод, Хрольф и Кар, но некоторых из старой команды можно будет уговорить. Если так, то и хорошо, решил я. Если нет, мы уйдем в любом случае. Кнорры с купеческими товарами часто пересекали море в Британию и на Мэн весной и летом, и у нас было серебро, чтобы заплатить за проезд.

Я подумал об отце и решил, что мое решение — остаться или уйти — не сильно повлияет на шансы отомстить за его убийство или вернуть себе меч, данный Одином. Свой единственный шанс в Дун-на-Ски я бездарно упустил. Пойти туда снова одному или даже с друзьями — значит скорее погибнуть самому, чем убить Кормака. Отец не хотел бы, чтобы я погиб, мстя за него, сказал я себе. Это было некоторым утешением. Как и искренняя надежда, что когда я вернусь в Эриу, Один может дать мне еще одну возможность не только убить Кормака, но и снова забрать меч. Я ее не упущу.

Настроение поднялось при мысли о новых землях, и, решив, что Сигтрюгг не создаст мне проблем до моего ухода, я решил как следует присоединиться к празднествам.

Некоторое время спустя, изрядно потрепанный, я отошел от своих друзей. Не желая мочиться на виду у всех, как остальные, — я был пьян, но не совсем дикарь, — я побрел вдоль стены большого зала, время от времени прислоняясь к ней, пока в голове не прояснится. Отойдя достаточно далеко от толпы, я расстегнул штаны и дал волю своему переполненному мочевому пузырю. Я только что закончил, когда мое внимание привлекли голоса слева, со стороны задней стены здания. Я повернул голову. Фигура, высокая и широкоплечая, стояла шагах в тридцати, спиной ко мне.

— Ты хорошенькая. Поцелуй меня, — сказал он по-норвежски.

— Ты хоть представляешь, кто я? — ответила женщина, ее норвежский был с акцентом.

Она стояла перед ним, и была ниже ростом, так что я ее не видел, но что-то шевельнулось в памяти.

— Не знаю и знать не хочу. Давай, целуй. — Он шагнул вперед.

— Оставь меня в покое, скотина!

Звук пощечины.

— Сука! — Мужчина бросился вперед, и раздался крик боли.

Я побежал. Я и раньше видел насилие над женщинами, но не в мирном городе, и уж точно не на свадьбе. Занятый борьбой, нападавший не услышал меня. Я зацепил ногой его