— Вы очень великодушны.

— Нет, просто я тут каждого дворового пса знаю. И они меня тоже давно раскусили. — Он посмотрел на Ардашева с жалостью и сказал: — На вас лица нет. Краше в гроб кладут. Вам плохо?

— Нет, всё в порядке.

— Завтра утром я пришлю за вами полицейскую пролётку. Вы где остановились?

— В меблированных комнатах на Корзо, 36.

— Стало быть, поселились у синьоры Фиорелли. Искренне сочувствую. Не вздумайте с ней ссориться. Съест с потрохами. Сия вурдалачная семейка немало попила моей кровушки. Лет десять назад я поймал одного воришку, решившего досадить своему соседу — одному из лучших учеников синьора Фиорелли. Но откуда я мог знать, что этот паршивец дал ложные показания? Я тотчас арестовал гимназиста. Какой вой они подняли! На меня посыпались жалобы не только комиссару, но и самому императору. Представляете? Мне пришлось приносить личные извинения родителям отличника. Ох и натерпелся я от них!.. Но что было, то прошло. Завтра в восемь утра коляска будет у порога вашего временного пристанища.

— А нельзя ли пораньше? Часов в пять?

— Можно. Но это вряд ли что изменит. Понимаете, если даже собрать вместе девять беременных женщин, они всё равно не родят через месяц. Капитан парового катера появится на причале ровно в восемь. Пока я с ним переговорю, вас и подвезут. Доброй ночи!

— И вам всего доброго, инспектор!

Клим расплатился за столик, нанял экипаж и, поднявшись на четвёртый этаж, тихо отворил дверь. Он прошёл в комнату, разделся и тотчас заснул. Ему приснилась крыса, которую он встретил в подземелье, но только двуногая и человеческого роста. Она носила чёрную монашескую рясу и, глядя на Ардашева, мерзко хихикала. В одной лапе серая тварь держала ту самую оплывшую свечу в блюдце-подсвечнике, которая у неё почему-то горела, а в другой — удавку, завязанную мёртвым францисканским узлом в три шлага[75]. Отступая, он упёрся в стену. Понимая, что спасения нет, он закричал. Всю ночь Клим метался в постели точно в горячке. Рано утром раздался стук в дверь. С той стороны послышался старушечий голос:

— Синьор Ардашев, с вами всё в порядке?

— Да-да. Я уже проснулся и через полчаса готов завтракать.

— Вероятно, я вас разбудила. Простите, пожалуйста, — всё так же из-за двери вещала синьора Фиорелли. — Но вы так громко звали на помощь, что я испугалась.

— Было жарко, и приснился кошмар.

— Да, у нас всегда парит в это время. Сегодня первое июля. Теперь будет ещё жарче. А в августе вообще адское пекло. Но всё же лучше, чем в африканской пустыне. Говорят, там выживают одни бедуины, а европейцы мрут, как мухи в мороз. Это правда?

— Нет.

— Вы что же, бывали там?

— Да, в прошлом году.

— Ой, я вам не завидую, простите, что разболталась. Завтрак подаст Лаура.

— Благодарю вас! — ответил Ардашев и поднялся, обрадованный тем, что задверная беседа кончилась.

Лёгкое касание затылка рукой вызвало острую боль. «Всё-таки надо было вчера послушать инспектора и поехать к доктору, — грустно подумал он. — Но ничего. Сейчас главное — спасти надворного советника. А всё остальное — потом».

Глава 17

Печальная встреча

Паровой катер без труда разрезал носом лёгкую рябь моря, играющую в лучах утреннего солнца. Разлетевшиеся по небу кучевые облака отражались в воде большими тёмными пятнами. Стаи чаек, беспечно сидящих на гребнях волн, с возмущённым криком разлетались в стороны, уступая дорогу железному чудовищу. По правому борту выпрыгнул один дельфин, за ним другой. Вдали показался остров Кассионе.

— Сдаётся мне, господин Ардашев, мы возьмём злодеев тёпленькими, — проверяя патроны в барабане шестизарядного револьвера «Уэмбли», проговорил инспектор Ковач.

Затем он повернулся к двум сыскным агентам, стоящим за его спиной:

— Проверьте свои пушки, ребята, боюсь, будет жарко.

Полицейские молча вынули из кобур воронённые «смит-вессоны» и кивками подтвердили готовность оружия.

Катер «Медуса» шёл со скоростью тринадцать узлов. Это была не старая ржавая калоша, а вполне ещё сильный борец с волнами. Длина по ватерлинии составляла семнадцать метров, ширина — три, а мощность паровой машины — сто двадцать лошадиных сил. Учитывая, что осадка судна не превышала полтора метра, опытный капитан зашёл в узкий фарватер и застопорил двигатель у самого берега, в некоторой дали от причала.

Ардашев, Ковач и двое полицейских легко перебрались на сушу. Монастырские ворота находились неподалёку, но внимание инспектора привлекли монахи, толпившиеся у кромки воды с другой стороны обители.

— Что, чёрт возьми, там происходит? — проворчал инспектор. — Вперёд, парни, давайте-ка глянем.

Заслышав шаги, францисканцы оглянулись. Они явно не ожидали гостей и растерянно крутили головами, как напуганные птенцы в гнезде.

— Доброе утро, святые отцы! Что тут у вас стряслось? — разрезав толпу, спросил полицейский и глянул вниз.

— Волны утопленника принесли, — ответил кто-то. — Вот мы и не знаем, что делать. Одни говорят, земле его нужно придать, другие — в Фиуме доставить. Может, родственники отыщутся?

Измождённый человек в грязном, изодранном, со следами крови купальном костюме лежал на боку. Рыжие усы и борода, давно не видевшие бритвы и ножниц, ещё не успели высохнуть. Глаза смотрели в никуда, и на лице застыла гримаса отчаяния. Казалось, он приоткрыл рот, чтобы что-то вымолвить, но не успел. Плешь размером с блюдце выела не только волосы на затылке, но и добралась до лба. Купальный костюм в области промежности пропитался кровью настолько, что изменил цвет на светло-коричневый.

— Вот и свиделись, Аким Акимович, — негромко произнёс Ардашев на русском.

— Что вы сказали? — спросил Ковач.

— Мы опоздали. Это и есть второй секретарь российского посольства господин Шидловский. Вернее, лишь его тело, а душа уже унеслась.

Монахи, точно напуганные мыши, стали разбегаться.

— Стоять! — рявкнул полицейский. — Всем вернуться! Индюки малахольные! Назад!

Окрик инспектора возымел действие. Толпа сначала остановилась, а потом медленно приблизилась к трупу.

— Кто из вас видел этого человека раньше?

— Он прибыл сюда с одним католическим монахом в этом же самом купальном костюме, — пояснил длинный и тощий францисканец, хотя справедливости ради надо заметить, что ожирением никто из этой тёмно-коричневой братии не страдал. — Больше мне сказать нечего.

— Кто ещё встречал утопленника, святые отцы?

— Я, — ответил невзрачный старикашка, — но только когда он проходил по двору вместе с пришлым монахом.

— Ясно. Ну что ж, тогда допросим настоятеля. Посмотрим, что он нам поведает.

— Гвардиана на острове нет. Он уплыл на рыбацкой лодке ещё вчера вечером, — сообщил тот же старец.