На площадке Петрос задержался у часовых.

– Если… – начал было он, но умолк на полуслове: обстоятельства могли быть разными, но приказ оставался тем же. – Вы должны умереть первыми.

Дальше не продолжал, зная, что прежде чем враг ступит на эту лестницу, умрет и он, Петрос.

На стене посвистывал ветер, потрескивали факелы, воткнутые через каждые двадцать саженей. Часовые стояли реже. Немного людей оставил Мадатов в замке, надеясь, наверное, что само его имя отпугнет наглых разбойников. Полсотни дружинников, еще почти столько же челяди, которая при случае тоже может управиться и с ружьем, и с кинжалом. Да еще полурота егерей, стоявшая в самой деревне. Всего человек сто тридцать. Вроде бы и достаточно, чтобы отбиться от шайки охотников до легкой добычи. Но отчего-то с самого утра особенное беспокойство одолевало Петроса, не позволяло расслабиться даже на половину времени, которое оставляла ему колба песочных часов.

Когда он услышал легкий удар впереди себя, словно бы камешек свалился с башни, понял, что самые страшные его опасения начинают сбываться. Кинулся к месту, где только что зацепился брошенный снизу крюк, и тут же почувствовал, что опасность крадется сзади. Выхватил пистолет, разрядил на ходу в тень, скользившую вдоль парапета, и почти одновременно выкинул вперед руку с кинжалом, целясь в того, кто еще карабкался по веревке, собираясь подняться на стену.

– Опасность! – заревел Петрос. – К оружию!

Воем и ружейными залпами ответила ему ночь за стенами замка.

Впереди, у парапета, уже рубились. Дружинник свалился под ноги Петросу. Он перепрыгнул тело, не оглядываясь, и обрушился на убийцу. Тот упал также безмолвно, забрызгав управляющего кровью и ошметками мозга. Петрос обтер, не останавливаясь, лицо и побежал дальше, искать заброшенные на стены канаты. Первый крюк он уже скинул, обрубил еще петлю, упавшую на зубец сверху, отразил удар, сам сделал выпад, и тут же из-за спины полыхнуло пламя ружейного выстрела. Ударила пуля в мягкое, охнул человек, замолчал, и все вдруг затихло. Только десятки подошв шлепали по камням: разбуженные шумом дружинники торопились на стены.

– Что у ворот?! – крикнул Петрос, перегибаясь вниз.

– Спрыгнули двое, – ответил ему дружинник, освещая факелом скорченные тела. – Да так и лежат. Не хотят подниматься.

– Может быть, притворяются? – спросил управляющий более для порядка.

– Уже и огнем пробовали, и сталью. Молчат.

– Хорошо. Смотрите внимательней: вдруг начнут огонь перебрасывать.

И побежал распоряжаться на стенах.

Потери были невелики: трое раненых, двое легко, и только один убитый. Четверых нападавших искрошили на стенах, и кто его знает – сколько еще улетело вниз вместе с обрубленными веревками. Петрос расставил людей вдоль парапета и еще раз напомнил, чтобы не стреляли без толку.

– Пока у тебя пуля в ружье, ты опасен. Он тебя будет остерегаться. Выстрелил, промахнулся, пока новый заряд загонишь, тебя десять раз успеют убить. Ждать, ждать, ждать. У кого терпения, выдержки больше, тот победитель.

Он поднял запасной факел, запалил его от горящего, размахнулся и швырнул вниз, подальше от замка. Темные тени порскнули врассыпную, прижимаясь к земле, словно голодные, озлобленные собаки. Несколько пуль ударилось о стены, о парапет, прожужжали мимо и ушли дальше. Из своих никто не ответил, и Петрос довольно хмыкнул. Он был уверен, что нападавшие, кто бы они ни были, больше не осмелятся штурмовать крепость, изготовившуюся к защите.

Опасность угрожала самой деревне, но здесь он был совершенно бессилен. Оставалась надежда на егерей, но когда вновь затрещали выстрелы уже у селения, Петрос понял по звуку, что солдат оттесняют к реке, и они способны позаботиться лишь о себе самих.

А потом завыла деревня. Так страшно закричали там люди, что даже Петрос втянул голову в плечи, словно бы каждый вопль обладал силой и твердостью летящего камня. Банда, понимал он, получив отпор, решила отыграться на беззащитных и будет измываться над жителями, вымещая злобу и страх, насыщая жадность и похоть.

– Петрос! – окликнул его дружинник, судя по голосу, совсем еще молодой. – Там эти звери режут наших отцов и насилуют наших сестер. А мы так и будем отсиживаться за высокими стенами?!

Вместо ответа Петрос ударил мальчишку, припечатав огромным кулаком в солнечное сплетение. Парень задохнулся и упал на колени.

– Ты, что, овечий сын, думаешь – у одного тебя имеются уши?! – прорычал управляющий. – Но у других они приставлены к голове, а не к заднице!

Он отошел и вдруг, по наитию, решил повторить трюк с брошенным факелом. И в неверном свете трепещущего огня увидел внизу темные шеренги безмолвно стоящих конных. Эти, понял он, будут ждать самой малой его ошибки. Пробежал по стене, еще раз предупреждая дружинников, и поспешил вниз, проверить княгиню.

Петрос еще лишь подбегал к лестнице, как в уши ему вонзился пронзительный вопль. С пистолетом и кинжалом в руках он взлетел по ступеням, едва успев подать условный сигнал, и опомнился, лишь когда увидел напряженные лица стражников.

– Что?! – выдохнул управляющий.

– Лекарь уже пришел, – ответил старший, стоящий справа.

Петрос осторожно приоткрыл створку и столкнулся с рассерженной Патимат. Женщина стояла у входа, держа наготове узкий, длинный, хорошо наточенный нож. За ней, опирая на табурет длинное дуло мушкета, стоял на коленях служка. Что происходило в комнате, Петрос не видел, но слышал встревоженную трескотню служанок, суетившихся у постели княгини. Он кивнул, но только потянул на себя дверь, как из постели снова вылетел тот же отчаянный, почти нечеловеческий крик.

Петрос сморщился и отскочил, прихлопнув за собой дверь. Стражники с каменными лицами смотрели мимо него, стискивая зубы. И когда наверху снова защелкали выстрелы, управляющий вроде бы даже обрадовался тому, что обязанности увлекают его наверх, подальше от вместилища страха и боли…

III

Новицкий нашел способ сообщить Ермолову о решении, принятом ими с Георгиадисом, только спустя полтора месяца. Он не хотел объявлять свою связь с людьми из Петербурга, а потому искал способ действовать через Рыхлевского. Правитель канцелярии командующего Кавказским корпусом и сам иногда сообщался со столицей напрямую, минуя непосредственного начальника, однако у него были связи в Министерстве внутренних дел, но не при дворе, не при Главном штабе. Оттого-то Сергею приходилось представлять планы, выработанные с Георгиадисом, по иерархии видимой своей службы, убеждать, согласовывать и, только заручившись одобрением Андрея Ивановича, представлять доклад самому проконсулу [42] Кавказа и Закавказья.

Они выслушали Новицкого, собравшись втроем: Ермолов, Вельяминов и тот