– Мистер Полсон, вы спасаете банкиров с Уолл–стрит за счет ограбления простых американцев…

В какой–то момент Полсону пришлось грубо прервать поток обвинений:

– Вы хотите узнать, как мы дошли до такой ситуации? Я готов дать вам полный отчет, но только не сейчас! Поймите вы, наконец, у нас нет времени. Мы должны сегодня объявить о готовности принять этот документ, а подписать его уже через несколько дней, иначе, уже через неделю у нас не будет экономики!!!

В комнате воцарилось молчание. Кому–то стало не хватать воздуха.

Тишину нарушил вкрадчивый голос Бернанке:

– Всю свою научную карьеру я посвятил изучению Великой депрессии. Началась она с краха рынка акций, но еще больший удар экономика получила от прекращения выдачи кредитов. Люди не могли занять денег, даже на самое необходимое. Мы должны принять этот закон, чтобы развязать банкам руки. Наше бездействие приведет к тому, что не через неделю, как сказал Хэнк, а уже в понедельник у нас не будет экономики. И это будет пострашней Великой депрессии…

Через несколько часов обсуждения было решено передать проект закона по спасению проблемных активов144 на рассмотрение конгресса. Воодушевленный такой сравнительно легкой победой, Полсон позволил себе несколько часов сна, еще не зная, что впереди его ждут главные сражения.

Пока главный секретарь казначейства и директор ФРБ пугали членов конгресса страшными перспективами в случае непринятия их плана по спасению американской экономики, в Нью–Йорке Тим Гайтнер ломал голову над тем, как остановить падение двух оставшихся инвестиционных банков Уолл–стрит. Его идея объединить Morgan Stanley и Goldman Sachs с коммерческими банками провалилась. Ни один коммерческий банк не хотел повесить на свой баланс тонны токсичных активов, лежавших смертельным грузом на инвестиционных банках.

Оставался старый и верный способ: найти покупателя или крупного солидного инвестора.

Желающие приобрести Morgan или Goldman нашлись, но они предпочитали выжидать. Понимая, что промедление означает не что иное, как банкротство американской инвестиционной системы, Гайтнер решился на обращение этих банков в холдинговые компании145, взяв их под зонтик ФРБ, и открыв доступ к дешевым государственным кредитам. Можно только догадываться о том, что подумал по этому поводу Дик Фолд, получивший отказ в подобной просьбе от того же Гайтнера всего несколько месяцев назад. Так или иначе, мера возымела действие: самый большой японский банк Mitsubishi UFL Financial Group вложил девять миллиардов долларов в Morgan Stanley, а Уоррен Баффет стал крупнейшим акционером Goldman Sachs.

Ситуация была спасена и падение акций инвестиционных банков на фондовом рынке приостановлено.

Зато у Полсона в Вашингтоне дела складывались как нельзя хуже. Не зря он ненавидел этот город. Возглавляя долгие годы Goldman Sachs, он привык принимать быстрые решения, полагаясь исключительно на себя и свою команду. Теперь ему приходилось ждать решения конгресса. Посмотрев выступления нескольких конгрессменов по телевизору, он с досадой отмахнулся:

Все и так понятно: республиканцы будут голосить о национализации банков и угрозе социализма, демократы, вместе с Клинтон, – об ограблении налогоплательщиков. А время идет…

Пока шли дебаты в Конгрессе, Хэнк пытался найти общий язык с двумя главными игроками в предстоящей большой игре под названием «Выборы президента 2008». Поначалу и Обама, и Маккейн поддерживали его усилия по спасению американской экономики. Поддержал Обама и программу TARP, пообещав, в случае своей победы, привлечь Полсона к совместной работе. А вот с Маккейном общаться стало трудно…

– Вы получите слишком много власти, Хэнк. Слишком много неподконтрольной власти… Мне это не нравится. К тому же семьсот миллиардов долларов, это баснословная сумма за счет американских налогоплательщиков, а я уполномочен защищать их интересы, а не интересы банков, – открыто заявил Маккейн в телефонном разговоре с Полсоном.

– Да я разделяю ваши взгляды, Джон, поймите меня правильно, но обстоятельства требуют принятия срочных мер. У вас есть какие–то предложения по выходу из кризиса? Я слушаю вас внимательно…

Но слушать было нечего, поскольку, кроме критики, Маккейн ничего предложить не мог, впрочем, как ничего не предлагали и выступающие в конгрессе, где республиканцы явно не собирались голосовать за TARP. Бесконечные и безрезультатные дебаты изводили Хэнка:

– В случае провала закона я не собираюсь брать на себя всю вину за надвигающуюся катастрофу. Ни черта не смысля в экономике, они играют в популистскую игру, которая приведет страну к гибели! Маккейн тоже хорош… Ну должны же быть в его окружении хоть что–то соображающие люди! – негодовал он.

Вполне возможно, что такие люди все–таки нашлись. Разругавшись с Полсоном, Джон Маккейн решился на довольно смелый шаг: он заявил о прекращении своей предвыборной кампании и призвал Обаму встретиться с ним в Белом доме для обсуждения мер по выходу страны из кризиса.

На следующий день, 25 сентября, за большим овальным столом в кабинете еще действующего президента Джорджа Буша, собрались члены его правительства, лидеры двух партий и кандидаты на пост главы государства. Вид у всех серьезный. Нэнси Пелоси – единственная женщина среди двух десятков деловых мужчин. Вступительное слово Буша было коротким: «Вы хотели нас собрать, Джон Маккейн. Мы собрались. Ваше слово».

– Я скажу, когда подойдет моя очередь, господин президент, – загадочно улыбнулся тот.

Пришлось дать слово Обаме, который довольно убедительно поддержал план Полсона. На какое–то мгновение на лице Хэнка, покрытом красной сыпью от хронического переутомления, промелькнула надежда. Обама, вообще, производил на него впечатление человека, разбирающегося в экономике и не желающего получить в управление страну в тяжелом кризисе. «Еще немного и я проголосую за президента–демократа», – подумал Полсон.

После выступления Обамы все снова посмотрели на Маккейна. Отмалчиваться дальше было уже невозможно, но тут выяснилось, что и сказать–то ему особенно было нечего, кроме того, что он, а, значит, и республиканцы Полсона не поддерживают.

– Вы меня еще вспомните не раз, – президент наклонился к уху Нэнси Пелоси. Та сдержанно улыбнулась.

Надежда на возможность договориться, промелькнувшая поначалу у сторонников Хэнка, сменилась разочарованием. Расходиться, или еще нет? И тут снова заговорил Буш. Позднее, его фраза, гениальная в своем лаконизме и точности, будет цитироваться и обсуждаться всеми информационными средствами страны:

– Если не дадим бабла сейчас, все полетит к черту!146

Казалось бы, что может быть более убедительным, так нет! Не убедило. В начавшейся перебранке никто уже не слышал доводов другой стороны. Кончилось тем, что Буш встал и молча покинул собрание. Попытка совместного обсуждения провалилась. Демократы ушли вслед за Бушем. Так чего, собственно, хотел Маккейн?..

Но, видимо, это был день сюрпризов. Во всяком случае, никто не мог ожидать того, что сделал в каком–то порыве отчаяния