Оба оборачиваются, как бы пробужденные внезапным толчком.

Вот чем платят мне отныне!«Старик, иди взгляни, крепки ль твои твердыни,Ворота заперты ль, на башенных зубцахСтоит ли день и ночь охрана на часах,По росту отыщи себе вооруженье,Подставь свой дряхлый стан под тяготы сраженья —Сполна оплатится доверчивость твоя,И то, что ты мне дал, верну с избытком я».О небо! Я шестой десяток доживаю;Что значит бешенство разбойников — я знаю;Не раз ночной порой, свой выхватив клинок,Я в бегство обратить бродяг полночных мог;Убийц, изменников с собой я видел рядомИ слуг, хозяину несущих кубок с ядом,И тех, кто без молитв предсмертных умирал;Знал Борджа, Сфорцу я и Лютера встречал, —Но все ж такого я не видел преступленья[431]:Здесь гость хозяину наносит оскорбленье!Был не таков мой век. Такой измены видВдруг старца ужасом в дверях окаменит,И он, под тяжестью ужасного страданья,Как надмогильное застынет изваянье.Испанцы, мавры! Как такой злодей живет!

О Сильва, слушайте! О доблестный мой род!Прости, что пред тобой я, гневом ослепленный,Гостеприимства мог на миг забыть законы.

О герцог!

Замолчи!

Вы, предки! Прям ваш взгляд;Вам небо видимо, и знаете вы ад.Скажите, кто же он, тот человек, — откуда?То не Эрнани, нет: предатель он, Иуда!О, дайте наконец, я вас молю, ответ!

Могло ль подобное случиться с вами? Нет!

О герцог!

Видите? Он говорит, бесчестный!Что замышляет он, о предки, вам известно, —Не слушайте его. Обманщик он и ждет,Что кровь рука моя в своем жилье прольет,Что я таю в груди, забыв веленья чести,Как в день семи голов[432], одну лишь жажду мести.Себя изгнанником сочтя, меня опятьНе Сильва — Ларою осмелится он звать.Он скажет, что он гость и мой и ваш, сеньоры…О предки! Гневные не отвращайте взоры,Но рассудите нас.

О Сильва! Коль моглоСтоль благородное явиться нам чело,Столь сердце чистое, ум смелый и глубокий,Так это вы, сеньор, хозяин мой высокий!Я, говорящий здесь, виновен, я смущен.Что я могу сказать, когда я осужден?Да, я хотел украсть жену твою, — о боже! —Бесчестьем запятнать твое хотел я ложе.Всю кровь, что есть во мне, — пролей ее клинкомИ, осушив его, не думай ни о чем.

Виновна я, не он! Лишь мне готовьте мщенье!

Молчите, донья Соль! Вот лучшее мгновенье.Оно мое, мое! Нельзя его отнять.Я должен герцогу здесь многое сказать.О герцог, в смертный час я клятвою стариннойКлянусь: виновен я, а донья Соль невинна.Вот все. Виновен я, она чиста! Ты б могВернуть доверье ей, мне — в грудь вонзить клинок.Да, можешь бросить ты в дверях мой труп кровавыйИ вымыть пол. Пусть так! Ведь ты имеешь право.

Ах, я всему виной. Люблю его…

Дон Руй Гомес, вздрогнув, оборачивается и вперяет в донью Соль ужасающий взгляд. Она бросается к его ногам.

Он мой!Да, я люблю его.

Вы любите?

Постой!

Звук рожков за сценой. Входит паж.

Что там за шум?

Сеньор, то сам король с толпоюНесметною стрелков, при нем герольд с трубою.

Король! Удар судьбы!

Спросил он, почемуВорота заперты.

Король? Открыть ему!

Паж, поклонившись, выходит.

Погиб он!

Дон Руй Гомес подходит к раме одного из портретов — своего собственного, — который висит с края налево, и нажимает пружину. Портрет поворачивается, как дверь, и обнаруживает тайник, находящийся за ним в стене. Затем герцог оборачивается к Эрнани.

Спрячься здесь скорей.

Моей судьбоюТеперь владеешь ты. И этой головою.Я пленник твой.

Дон Руй Гомес снова нажимает пружину, и портрет возвращается на прежнее место.

Молю за жизнь его, сеньор!

Его величество король!

Донья Соль быстро опускает вуаль. Двери распахиваются настежь. Входит дон Карлос в военной одежде, сопровождаемый толпою дворян, вооруженных, как и он. За ними солдаты с протазанами, аркебузами и арбалетами.

Явление шестое

Дон Руй Гомес, донья Соль под вуалью, дон Карлос, свита.

Дон Карлос приближается медленными шагами; левая рука его на эфесе шпаги, правая — на груди. Он устремляет на старого герцога взгляд, полный подозрения и гнева. Герцог идет к нему навстречу и приветствует его глубоким поклоном. Молчание. Все ждут, охваченные ужасом. Наконец король, подойдя вплотную к герцогу, быстро поднимает голову.

С каких же пор,Кузен мой, вход сюда ты держишь загражденным?Клянусь, давно считал я меч твой притупленнымИ в час, когда к тебе я шел, не ожидалНайти в руках твоих сверкающий кинжал!

Дон Руй Гомес хочет говорить; король продолжает, сделав повелительный жест.

Не странно ли гореть столь юношеским пылом?В тюрбанах, что ли, мы? Зовусь я БоабдиломИль Магометом, да? Зачем, скажи мне, тыРешетку опустил и поднял все мосты?

Сеньор…

Забрав ключи, займите все проходы!

Два офицера выходят. Несколько других устанавливают солдат в три ряда по залу от короля до главного входа. Дон Карлос оборачивается к герцогу.

А! Воскресили вы былых восстаний годы?Так, герцог мой, себя ведете вы со мной?Ну что ж, я, как король, ответ вам дам прямой.Я горы перейду и сам, закован в латы,Дворянство задушу средь гнезд его зубчатых.

Король, тебе верны все Сильва…

Что хитрить?Ответь, иль башни я велю — все десять — срыть.Костер погашен — да, но искра догорает.Бандиты умерли — вождь жив. Его скрываетДе Сильва, герцог мой. Эрнани, дерзкий вор,Мятежник, — у тебя, здесь, в замке?

О сеньор,То правда.

Хорошо. И головой своеюОтветит он иль ты!

Я возражать не смею.Пусть будет так.

Донья Соль закрывает лицо руками и падает в кресло.

Готов на жертву ты? Вперед!Ищите пленника.

Герцог, скрестив руки, опускает голову и некоторое время остается погруженным в раздумье. Король и донья Соль молча наблюдают за ним, обуреваемые противоположными чувствами. Наконец герцог поднимает голову, идет к королю и, взяв за руку, медленными шагами подводит его к самому древнему из портретов, которым начинается их ряд, справа от зрителя.