вепрь несносный завязнул, 
А безупречный Алкид поднял его на хребет.
 Нимфы толкуют легко, камни тугие в раздумьях
 Морщат гранитные лбы. Повести дуба крепки.
 У искривлённых олив много в рассказах извилин.
 Мак колыбельную песнь, тополь балладу поёт.
 А водопады шумят! А журавли затянули,
 Ивика вспомнив, свою песню щемящую. Лань
 В роще мелькает густой, коршун круги нарезает,
 Водятся рысь и медведь, с лапой тяжелою лев.
 Есть кого соколу бить, чем поживиться кунице,
 Рыб, черепах и лягух вовсе без счёта. Шатром
 Гибкие лозы сплелись возле пещерного входа:
 «Кто там? Ау?» И «Ау» Эхо прелестная шлёт.
 Звонко звучат голоса рек, а не любо – не слушай;
 Словно болотный пенёк, мхом зарастай до бровей.
   Сцена первая
  Поляна в лесу. На ней – трое. Один – загорелый, с виду бродяга или пастух, но из-под волос выступают небольшие рожки. Другой – красавчик с женственным лицом и фигурой гимнаста. Иссиня-чёрные кудри ниспадают по плечам. Третья – рысь. Они отдыхают в тени деревьев. Послеполуденный час. На горизонте обрисовываются вершины Тайгета.
 Пан (оглушительно, на всю округу). Чиха!
 Рысь просыпается.
 Пан. Чиха!
 Вакх просыпается.
 Пан. Чиха! Вакх. Ну сколько можно! Пан (раздраженно). Откуда я знаю? Боги меня покарали насморком! Вакх (Рыси). Он всю дичь распугает. Пан (с сожалением). Если б только дичь… Тут не дичь… Ч-чиха!..
 Вакх и Рысь утираются.
 Пан (беззаботно). А что я могу сделать? Даже на флейте играть не хочется, а она-то ведь всегда меня утешала. Ну всё насмарку!
 Вакх щёлкает пальцем.
 Пан. Ух ты! Прошло… За одно мгновенье! Как ты это сделал?
 Вакх. Я щёлкнул пальцами – вот так.
 Пан. Вот так? (Щёлкает пальцами, но ничего не происходит.) Всегда ты темнишь! А разве от друзей могут быть секреты?
 Рысь (сощурив глаза). Обязательно!
 Пан. Кошатина, цыц.
 Рысь (протестует). Я не кошка. У меня кисточки!
 Пан. И линька от триппера!
 Готовы сцепиться.
 Вакх. Стойте. (Обращается к Пану.) Никакого секрета. Представь, что ты дом. Я просто выгнал насморк из дома, и теперь он ищет себе другое пристанище.
 Пан. В смысле – другой нос? Это ненаучно.
 Дерево. Чиха!
 Рысь. Слыхал?
 Пан (изумлённо). Он вселился в дерево? (Чешет между рожками и заглядывает в дупло чихнувшему дереву.) Ничего себе! (Обращается к Вакху.) Спасибо за услугу! А то я уже порядком натерпелся из-за этого насморка. Зверь, который заседал у меня в носу, расшугал всю, как ты правильно тут выразился, «дичь».
 Рысь. А дичь-то – двуногая…
 Пан. Молчи.
 Рысь. Случайно не Сиринга её звали? Не Питис?
 Пан. У, проклятая! Выдеру я тебя однажды за кисточки! Когда-нибудь ты дождёшься!
 Питис!..
 (Смотрит на Вакх (потешаясь). Сиринга!..
 Пана.) Губа не дура.
 Пан (обозлённо). Они сами за мной бегают!
 Вакх. Послушай, приятель, ты хороший музыкант, и рожа у тебя смешная, но по части Амура – увы и ах. К тому же девчонкам нравятся гитаристы, а ты со своей деревенской свистулькой (указывает на свирель) немного устарел. У тебя даже профиля нет в «Инстаграмм».
 Пан (вызывающе). И что? Если мне кто приглянется, я возьму любую. Рысь. Га.
 Вакх. Так уж и любую?
 Пан. Абсолютно.
 Вакх. И Аталанту?
 Пан (растерявшись). Как Аталанту?
 Вакх. А что она – не женщина? Ты сказал «любую».
 Рысь (почёсываясь). Говорил-говорил.
 Пан. В мешок тебя – и в воду!
 Вакх. Так что с Аталантой?
 Пан. Дай мне три дня – и она втюрится в меня как кошка.
 Рысь. Много ты понимаешь!
 Вакх (с деловым азартом). Готов биться об заклад?
 Пан. На что?
 Вакх. На звание главного лесного дурака! Проигравшего прокатят по пелопонесской ярмарке в смоле и перьях под музыку и танцы!
 Пан. Согласен.
 Вакх. По рукам?
 Пан. По рукам. Кошатина – свидетель. А кто разобьёт?
 Вакх цокает языком, и сосновая шишка падает с ветки, разбивая рукопожатие.
 Пан (присвистывает). Как ты это делаешь?
   Из песен леса
    Лес я, и мне наплевать, что обо мне ни решишь ты:
 Прочно стою на ногах, корнями в землю уйдя,
 Где-то морену обняв, где-то, рекой рассечённый,
 Отмель с песчаной косой выстелив берега вдоль.
 Старых коряг и болот, мхов разноцветных и ягод
 Я обладатель; зверья, птиц разнокликих и змей
 Я властелин, и ответ мой соразмерный услышишь,
 Если разуешь глаза или же слух напряжёшь,
 Вспомнив, как жил в старину ты, городскими стенами
 Не ограждён, не укрыт, – был благодарнее ты.
 Всё ж и теперь воевать нам бы с тобой не пристало —
 Родичи дальние мы, наша природа одна.
 Хватит сидеть взаперти, лучше б пошёл-погулял ты
 Славной опушкой лесной, я бы тебе показал
 Мощь вековую дубрав, зелень олив серебристых —
 В дуплах их можно найти непредсказуемый клад:
 Прячутся там от лучей солнечных сплюшки и сони,
 Чёрные крысы живут или крапивник сидит.
 Целый тебе зоопарк, и ни билета, ни платы:
 Можно детей приводить и безвозмездно глазеть.
 Сколько всего под листвой и в камышах притаилось!
 В чаще гуляет олень, на повороте речном
 Бобр-однолеток себе хату-времянку построил,
 В мокром песке, как ножом, взрезаны цапель следы.
 Дёрн кабанами подрыт. Шёл как-то путник из Лерны
 По незнакомым местам – вздумал над ним подшутить
 Я, и лишь озера он глади достиг, как услышал
 Хрюканье из тростников – думает: вепря семья
 Дикого тут залегла, дети визжат и играют,
 Старый же хряк невдали точит убийственный клык!
 То-то же парень струхнул, но отступать устыдился.
 Сразу за храбрость его зрелищем я наградил
 Редкостным – ведь не свиней, а черноклювых фламинго,
 Розовых, как тамариск, слышал он голос – такой,
 Будто и впрямь пороси за камышами возились;
 Целую стаю застал путник на озере том!
 Шеи изысканных птиц то изгибалися кверху,
 То добирались до дна их роговые носы
 В поисках мелких существ, в пищу им данных; крикливо
 Семьи фламинго брели по мелководью. Из них
 Что покрупнее – вожак. Ногу одну поджимая,
 В ил рыжеватый другой он упирался стопой.
 Путник, гляди не зевай, фотографируй глазами
 Леса счастливый пейзаж, быстротекущего дар
 Лета…
     Сцена вторая
  Артемида и