РД: Ей нужно иметь некий критерий, по которому она будет принимать решения во время обучения. Невозможно сделать все путем научения, должен быть какой-то критерий для решения, что будет восприниматься как позитивное, как вознаграждение, а что будет восприниматься как наказание. Что-то такое. По крайней мере это должно быть встроено.

СП: Именно, а также способ анализа входных сенсорных данных. Представим себе способную к подражанию птицу, которая, столкнувшись с человеческой речью, научится бездумно воспроизводить звуковую последовательность. Это явно не то, что делают наши дети, – хотя, безусловно, им приходится получать входные данные от окружающего мира, им приходится слушать, говорит ли их сообщество на английском, японском или суахили. Слушая эти чувственные впечатления, они делают вот что: расчленяют их на слова, ищут грамматические закономерности, а затем группируют их в словосочетания. Они не просто воспроизводят звуки, как попугаи. Поэтому существует много способов обучения, в зависимости от того, к какому виду ты принадлежишь.

РД: Можно представить себе континуум между обучением практически всему, с самым минимальным критерием, что запоминать, и ситуацией, когда практически все запрограммировано. И по-моему, люди всегда чрезмерно склонялись к мысли, что человек полагается на обучение больше, чем другие виды. Можно ли сказать, что эволюционные психологи все чаще и чаще обнаруживают, что запрограммированных изначально деталей больше, чем мы предполагали?

СП: Да, я стану утверждать, что так дело и обстоит, – но это вовсе не значит, что люди невосприимчивы к входной информации или не занимаются обучением. Вопрос вот в чем: сколько существует различных видов обучения? До какой степени каждая форма обучения соответствует конкретной проблеме? Скажем, усваиваем ли мы вкус к красоте иным способом, чем мы усваиваем грамматические правила родного языка? Что, в свою очередь, отличается от того, как мы познаем окружающий мир, стремясь понять, например, почему предметы падают, прыгают или катаются. Поэтому я вижу здесь не столько противоречие между природой и воспитанием, сколько прояснение того, как воспитание укоренено в природе[95]. То есть, чему мы уделяем внимание, какие выводы делаем, как анализируем входную информацию, что нас мотивирует. И это, на мой взгляд, отбрасывает нас обратно к природе, потому что всему обучиться невозможно. Обучающаяся система должна обладать механизмами, позволяющими ей обучаться. Эти механизмы, думаю, в конечном итоге должны объясняться в свете эволюции.

РД: Уникальным образом человеческие дети осваивают речь, и, думаю, правильно будет сказать, что у них в ходе эволюции появились механизмы мозга, позволяющие им осваивать речь удивительно быстро. У других видов их нет. И это заставляет лингвистов вроде тебя утверждать, что существует некая глубинная структура, общая для всех языков. Думаю, непрофессионалам зачастую трудно в это поверить, так как они слышат, что языки звучат совершенно по-разному. Что означает утверждение, что существует некое глубинное сходство между всеми языками?[96]

СП: Ну, на самом деле, я думаю, интуиции непрофессионалов могут двигаться в обоих направлениях, потому что ты, с одной стороны, замечаешь разнообразие человеческих языков, особенно когда учишь второй язык. С другой стороны, когда родители наблюдают за своими детьми и видят, что года в два с половиной или три они без запинки объединяют слова в грамматически правильные предложения… а их ведь этому непосредственно не учили… то многие говорят: “Это просто чудо. Теперь я понимаю смысл вашей идеи, что дети запрограммированы на язык”. Итак, очевидно, они не могут быть запрограммированы на слова, они не могут быть запрограммированы на грамматические конструкции, по крайней мере конкретные, в каком-либо языке… На что дети могут быть запрограммированы, так это на способность отыскивать слова. Способность выявлять правила, по которым они объединяются в осмысленные словосочетания и предложения. И это нельзя воспринимать как естественное. Простого прослушивания речи, на что способен и магнитофон, недостаточно для того, чтобы ты научился порождать и воспринимать новые предложения, которых ты прежде не слышал. Предложения типа журналистского клише: “Если человек покусает собаку, это сенсация”. Фантазии типа: “Корова подпрыгнула выше луны, и чайник с тарелкой сбежал”[97]. Совершенно новые комбинации, слова, которые мы не просто запоминаем от родителей, но которые любой ребенок способен понять на слух с первого раза и самостоятельно образовать новые. И мы видим это, когда дети начинают делать ошибки вроде: “Спей мне песню” или “Их наслаждают конфетами”[98], то есть заставляют наслаждаться конфетами. Когда дети явно достаточно глубоко анализируют слышимую ими речь и уже начинают демонстрировать талант перекомпоновки слов в грамматические комбинации. Они осваивают способность, равную способности их родителей, и их ошибки на этом пути показывают нам, что они заняты этим процессом грамматического анализа.

РД: Как насчет других примеров поведения или психологических склонностей человека, которые, вероятно, являются врожденными, – я имею в виду, запрограммированными?

СП: Ну, думаю, есть сильное подозрение, что так бывает, когда люди делают вещи, которые не особенно для них полезны – более того, необъяснимы в категориях простой максимизации благополучия, – но имеют вполне четкое обоснование в категориях того, что повышало шансы на выживание наших предков. Так… влечение к красоте может быть одной из них. Всем нам известно, что при романтическом влечении нас иногда странно тянет к людям с определенным набором черт лица, и пусть они на самом деле для нас не лучший вариант, но этому магнетизму очень трудно сопротивляться. А признаки красоты, как было установлено, соответствуют типичным признакам фертильности и здоровья в предковых условиях. Молодость, причем молодость чаще в глазах мужчин, глядящих на женщин, чем женщин, глядящих на мужчин, а молодость, конечно же, соответствует фертильности. Признаки незараженности болезнями и паразитами. Признаки нормального гормонального набора и истории развития. Признаки отслеживания идеального типа в своей популяции, обладания набором черт лица, близких к усредненным. Все эти предсказания были сделаны исходя из того, что должно быть привлекательным в людях, ищущих пару, и на сгенерированных компьютером лицах было продемонстрировано, что все это действительно делает лицо, искусственное лицо, красивым.

РД: Как насчет эволюционной психиатрии – полагаю, ты бы так это назвал? Существует ли дарвиновское объяснение психическим расстройствам, вроде, например, депрессии?

СП: Многие неприятные эмоции могут не быть вредными в смысле – по большому счету – того, что было полезным нашим предкам в эволюционных масштабах или даже того, что полезно нам теперь. Аналогией может быть боль: боль – это явно