– Снова конфликт, – отметил Медвежонок.

– Я взяла камеру, убежала подальше и спряталась на заднем дворике кофейни. А потом появился Крошка Поросенок, и мы нашли доказательство того, что Большой Злой Волк не убивал Поросенка.

– Чувак! – крикнул Робин Гуд Медвежонку. – Но ведь это не крах, согласись. Не хочу тебя разочаровывать, но это, типа, потрясающая победа. Златовласка нашла временную метку, которую искала. Достигла цели. Тебе стоит еще подумать над своей теорийкой.

– Но тут Крошка Поросенок достал пистолет и попытался убить меня. – Златовласку затрясло от воспоминаний

– Крах. – Медвежонок не смог удержаться от самодовольной улыбки.

– Цель – конфликт – крах. – Большой Злой Волк ткнул в каждое из слов на доске. – Думаю, здесь уместно сказать «бугагашенька».

– А потом пришел я и спас положение, – сказал Робин Гуд.

– Ты торопишь события, – ответил Медвежонок. – Произошло еще кое-что, пока ты не появился. Мы только что прошли проактивный эпизод, но это еще не конец истории. Что случилось дальше, Златовласка? Что ты сделала?

Златовласка вспомнила, как она застыла на месте на несколько секунд.

– Я… я ничего не сделала. Я была так напугана, что не могла пошевелиться, не могла думать, даже не могла кричать. Как самая настоящая глупая блондинка.

Большой Злой Волк подошел к ней сзади и начал разминать плечи.

– Ты сделала то же самое, что делает большинство людей, когда им впервые приходится драться за свою жизнь. Люди всегда говорят «бей или беги», как будто это единственные существующие варианты, но есть и третий – замри. «Бей, беги или замри» – вот как правильно. Это совершенно естественно, тебе нечего стыдиться. По крайней мере, ты не застыла напрочь, как это случается с некоторыми. Думаю, так вышло благодаря тому, что в последнее время ты училась быть смелой. И когда наступил самый опасный момент, ты имела в своем распоряжении накопленную смелость.

– Суть в том, что твое первое действие вообще не было действием как таковым, – сказал Медвежонок. – Это была реакция – эмоциональный ответ на жуткий крах в предыдущей сцене. Медведи, свиньи, волки, люди – все мы испытываем разные эмоции: страх, радость, беспокойство, любовь, ярость. И с этим ничего не поделаешь. Мы не роботы. Мы чувствуем.

– Да, это было ужасно, – сказала Златовласка. – Я пыталась понять, получится ли у меня обойти Крошку Поросенка и сбежать.

– Ты оказалась перед дилеммой и сделала свой первый выбор, – сказал Медвежонок.

– Но он загородил путь к отступлению, и я поняла, что он загнал меня в угол. Поэтому стала отступать.

– Первый вариант не сработал, поэтому ты попробовала найти второй.

– И оказалась в западне. Поэтому я попыталась набрать службу спасения.

– Когда не сработал второй вариант, ты схватилась за третий[19].

– Мои руки не слушались, поэтому я уронила телефон. Потом вдруг вспомнила, что в сумке лежит перцовый баллончик.

– Третий способ спастись тоже провалился, и тебе пришлось искать четвертый.

– Я знала, что он должен помочь, поэтому…

– Решение! – воскликнул Медвежонок. – Рассмотрев три варианта, которые не сработали, ты приняла решение действовать в соответствии с четвертым.

– Ты дашь мне закончить? – не выдержала Златовласка. – Поэтому я полезла в сумку, схватила перцовый баллончик и пустила струю перца ему прямо в глаза.

– Это решение знаменует конец очень короткого реактивного эпизода. И становится целью для следующего за ним проактивного эпизода.

Златовласка осознала.

– То есть ты хочешь сказать, что проактивные и реактивные эпизоды сцеплены друг с другом?

– В точку, – сказал Медвежонок. – Теперь подумаем о первом эпизоде твоего романа. Дирк приземляется в саду Элизы и ломает ногу. Какова цель этой сцены?

– Спрыгнуть с парашютом во Францию в тылу врага и затаиться на ночь.

– И все проходит так гладко?

Златовласка покачала головой.

– Нет, есть зенитный огонь, от которого они уклоняются. Есть немецкий истребитель, который преследует диверсантов и расстреливает их самолет. Двигатель загорается. Дирк выпрыгивает, но все остальные погибают из-за взрыва.

– Вот он, конфликт, – сказал Медвежонок. – Хватит на сцену в несколько страниц, очень захватывающе. И в конце Дирк достигает своей цели?

– Нет! Он ломает ногу и теряет сознание, – сказала Златовласка.

– Вот это реально можно назвать крахом, – сказал Робин Гуд. – Чувак, а эта твоя теорийка действительно стоящая вещь.

– Я в шоке, – сказал Меджвежонок. – Твой первый эпизод, Златовласка. Можешь написать его прямо сейчас?

– Могу, но мне нужно сделать несколько заметок.

Златовласка открыла новый файл и быстро набрала одно предложение для цели, одно для конфликта и одно для краха.

– Ух ты! Это было легко. Можем ли мы сделать следующий эпизод?

– Что будет дальше? – сказал Медвежонок.

– Элиза что-то слышит, поэтому она выходит на улицу и находит Дирка.

– Значит, Элиза – твой узловой персонаж тут?

Златовласка кивнула и набрала: «Элиза».

– Что она чувствует, когда слышит шум?

– М-м-м… Любопытство, наверное. И немножко нервозность. Может, она беспокоится, что Моник приснился кошмар.

– Не слишком сильная реакция, – отметил Медвежонок. – Возможно, этот эпизод не следует делать реактивным.

– Боже! Что-то не так с моей историей? – испугалась Златовласка.

– Не все эмоциональные реакции достойны полноценного реактивного эпизода. В работах большинства профессиональных романистов проактивных эпизодов значительно больше, чем реактивных. Предположим, мы можем пропустить реактивную сцену и сразу перейти к проактивной. Какова ее цель?

– Узнать, что это был за шум.

– Хорошо, запиши, – сказал Медвежонок.

– Значит, конфликт состоит в том, что она проверяет Моник, и ее ожидания не оправдываются, ведь с малышкой все в порядке, – отметила Златовласка, набирая текст в компьютере. – Она выходит через главный вход, чтобы посмотреть, не упало ли дерево, но и тут все без изменений. Проходит на задний двор. А там мужчина, который лежит на клумбе, запутавшись в парашюте, и бормочет что-то по-английски.

– Вот и крах, – сказал Медвежонок. – А что чувствует Элиза?

– Она в ужасе, – выдохнула Златовласка. – Ей сразу стало понятно, что он американский диверсант. То, что она должна сдать его властям, очевидно. Ведь если его, врага нацистов, обнаружат в ее доме, то ее немедленно расстреляют.

– Но?..

– Но она не может! Его убьют. Он пытается освободить ее страну. Как она может его сдать? И… – Златовласка покраснела. – К тому же он очень красивый. Неужели Элиза настолько поверхностна, что хочет спасти его из-за того, что он привлекателен?

– Блондиночка, перестань краснеть, тут нечего стыдиться, – взвыл от восторга Большой Злой Волк. – Вы, люди, ведете себя так, будто ваши инстинкты спаривания неестественны или что-то в этом роде. Элиза ведет себя вполне адекватно, когда замечает, что Дирк красив. Просто включаются более глубокие слои психики – работает ее волчий мозг[20].

Миссис