– Я… – Златовласка не хотела говорить, что не знает его мотивов. Ее они не особо волновали. – Ну… он ненавидит нацистов.

– В сорок четвертом все американцы ненавидели нацистов, – отметил Медвежонок. – Но именно Дирка я вижу спускающимся на парашюте во французскую деревню в темноте ночи с вещмешком, набитым взрывчаткой. Вполне возможно, что его убьют при выполнении этой миссии. Почему же он вызвался на столь опасное задание?

Златовласка просто начала говорить первое, что приходило в голову. Она потратила десять минут на то, чтобы объяснить, как Дирк рос в очень суровом районе Бронкса. Он был маленьким и слабым, из-за чего старшие мальчишки часто издевались над ним. Это научило его быть жестким и давать отпор. Теперь, когда он стал взрослым мужчиной, большим и сильным, он больше никого не боялся.

Лучшим другом Дирка был еврейский мальчик по имени Бенни. Дядя Бенни жил в Берлине, и его магазин был разрушен нацистами во время «Хрустальной ночи»[9]. Бенни не знал, жив его дядя или мертв. Дирк вызвался на эту миссию, потому что знал, что в Европе миллионы таких людей, как дядя Бенни. И он хотел внести свой вклад в победу над нацистами. Дирк никого не боялся.

Медвежонок спросил о семье Дирка.

Златовласка объяснила, что у него было несколько братьев, а свою семью он так и не завел.

– А как насчет девушки? – спросил Медвежонок. – У такого большого красивого парня, как Дирк, ведь должна быть возлюбленная, разве не так?

Златовласка не думала об этом, поэтому ей пришлось придумывать на ходу.

– Ну… была, но они расстались за месяц до миссии, потому что Дирк, гм, подрался в баре с моряками, и один из них был братом его девушки.

Медвежонок покачал головой.

– Герой находится в стадии подготовки к важнейшей миссии, а за месяц до этого попадает в драку в баре? Это точно не назвать признаком большого ума.

– Он очень предан своему делу! – вспылила Златовласка. – Матросы приставали к его другу Бенни, и поэтому Дирк отправил их всех в больницу.

Медвежонок сказал:

– Похоже, у Дирка ярко выраженный менталитет защитника.

– Да, он очень заботливый.

– Но он сломает лодыжку, когда приземлится в саду. Тогда о нем будет заботиться и защищать женщина. Как он будет к этому относиться?

Златовласка несколько секунд думала, затем высказала пару идей о душевных конфликтах Дирка и о том, как он начнет раздражаться после нескольких дней заточения в подвале дома Элизы.

– И вот почему он оказался в гостиной, когда Анри пришел охаживать Элизу!

– Это очень хорошо! – резюмировал Медвежонок.

Златовласка откинулась на спинку стула, думая, что она справилась очень достойно. Этот метод снежинки заставлял ее думать о вещах, которые она еще толком не успела проработать, но он хорошо заполнял пробелы в ее истории, делая ее более цельной. Каждый раз, когда Медвежонок задавал вопрос, она могла легко придумать что-то на ходу, чтобы ответить на него в тот же момент. Она была очень довольна тем, что настолько талантлива.

– А теперь расскажи мне об Анри, – попросил Медвежонок.

Златовласка пожала плечами.

– Ну, тут особо нечего сказать. Он злодей. Он пытается ухлестывать за Элизой и угрожает рассказать нацистам о ее дочери, если она не… э-э… ну, вы знаете.

Она не была уверена, достаточно ли Медвежонок взрослый, чтобы знать о мужчинах и женщинах в постели.

– Похоже, Анри не очень приятный человек, – отметил Медвежонок.

– Может, мы лучше поговорим об Элизе и Моник? – сказала Златовласка. – Я думаю, Анри мы уделили достаточно внимания. Я же говорила, что он не так уж и важен.

– Но он главный злодей в твоей истории, по крайней мере, в ее начале.

– Злодеи не важны. Мне не нравится Анри, и я уверена, что говорить о нем – пустая трата времени. Его в любом случае убьют в конце первого акта.

– Злодеи очень важны, – сказал Медвежонок. – Мой отец много лет назад опубликовал очень известную книгу, которая концентрировалась на антагонисте. За основу он взял реальный случай. Когда я был еще совсем детенышем, в наш дом ворвался человеческий ребенок, девочка. Она поела нашей каши, сломала мебель в родительской спальне и фактически спала в моей кровати, когда мы вернулись домой. Когда родители подняли шум, она оказала сопротивление аресту и сбежала в неизвестном направлении. Очевидно, что она была жуткой, ужасной, эта девочка, но именно благодаря ей история получилась настолько живой и захватывающей.

Златовласке стало так жарко, что казалось, еще чуть-чуть и ее щеки вспыхнут красным пламенем.

– Это… кошмарно. Но если бы вы знали прошлое этой девочки, то, быть может, поняли бы ее лучше. Возможно, у нее было тяжелое детство. Вдруг она потерялась в лесу. Или даже голодала. А может, до ужаса боялась медведей. Могло быть… множество причин, по которым она сделала то, что сделала.

Медвежонок нахмурился.

– Пфф! Она ведь должна была сесть в тюрьму.

Златовласка сильно покраснела и отчаянно захотела выбежать из аудитории, но тогда это вызвало бы подозрения. Она не могла вынести и мысли о том, что другие слушатели догадаются, о какой именно девочке идет сейчас речь.

– Я не думаю, что в книге Папы-Медведя хорошо изображена антагонистка. Ему следовало бы больше думать о мотивах девочки, не так ли?

– Что ж… Думаю, да, – замялся Медвежонок. – Но, по крайней мере, Папа-Медведь не убил злодея в самом начале истории. Если ты ищешь оправдания злодею из реальной жизни, то почему бы тебе тогда не вложить больше труда в своего вымышленного?

– Да, конечно, это как раз то, о чем я думала… это именно то, что я собиралась сказать. – Златовласка поняла, что перешла на невнятное бормотание.

– Хорошо. Тогда я хочу, чтобы ты относилась к злодею с тем же уважением, с каким ты относишься к героине, – предложил Медвежонок. – Давай укрепим твою историю. Сейчас она довольно слабая.

– Слабая? – Златовласка замерла, а сердце как будто пропустило удар. Это неправда, ведь так? Все же говорили ей, что у нее отличная история. – Что ты сейчас имеешь в виду?

– Сила твоей истории определяется силой злодея, – ответил он. – Сильный злодей – сильная история. Слабый злодей – слабая история. А твой очень слабый.

– Нацисты – вот мой злодей, – процедила Златовласка.

– Чушь. Нацисты абстрактны. Я не могу увидеть миллион нацистов. Но могу – лысого толстого французского коллаборациониста, который хочет затащить твою героиню в постель. Но